Михаил Королюк - Квинт Лициний 3 (СИ)

Я замирал, чуть дыша, когда, лукаво улыбаясь мне о вчерашнем, проходила мимо Тома. Мягко колыхался воздух, и меня обдавало нежным и томным цветочным ароматом. Моя девушка была закутана в нем как в мягкой белой вуали; был там и ландыш, и ирис, и еще что-то, а на самом донышке чуть звенела аристократичная горчинка.

Походка ее изменилась: куда-то вдруг ушла подростковая торопливость, и плечи Томы теперь стягивала гордость. Легкость шага, впрочем, осталась, и когда я мечтательно смотрел ей вслед, то ясно видел все того же тонконогого олененка, что годом ранее несся за мной через трамвайные пути.

Следом волной накатывала спокойная и теплая сирень, с оттенками корицы и вишневой косточки - будто кто-то присел полакомиться сладким фруктовым десертом у цветущего куста. То шла раскрасневшаяся от распирающего ее удовольствия Яська. Для нее утренний мой подарок оказался большой неожиданностью. Флакончик был торопливо вскрыт на первой же переменке, и теперь время от времени девушка распускалась беспричинной улыбкой. При взгляде на мальчиков постарше в глазах ее начал проскальзывать вопрос, ею самой, кажется, еще не осознаваемый.

За Мелкой же по школьным коридорам тянулся истинный Восток: недобрый и изящный. Веяло странным: раскаленными песками, жаром сухотравья и толстыми марокканскими коврами - в общем, той экзотикой, что не для нежных дев с одухотворенным взором. Впрочем, ей такое откровенно шло.

Оборотная сторона медали звалась Кузей. Неясное ожидание в ее глазах сменилось к концу дня нешуточной обидой, и я недоумевал, когда ж это успел надавать ей столько авансов? Да, она демонстрировала в последнее время и энтузиазм, и послушание, иногда по старинке сверкала в мою сторону ладными коленками, но в близкий внутренний круг не входила и должна была бы это понимать и сама.

Откупаться от ее обиды было, я чувствовал, неверно, оставлять как есть - опасно.

Я не успел додумать эту мысль, как дела насущные прогнали ее вон.

Сначала, звонко цокая невысокими каблучками, прибежала возбужденная Зорька, да не одна, а почему-то с Паштетом: ей в голову пришла светлая мысль об иных размерах сцены на завтрашнем городском туре. Я благословил их на разведку после уроков.

Затем со словами "прочти до встречи" Чернобурка сунула мне в руки пяток неразборчиво пропечатанных страниц - как бы не четвертую копию. На литературе я отключился: то была выжимка из готовящейся методички ЦК ВЛКСМ по организации поисковых экспедиций. Кто-то толковый убрал оттуда всю воду, оставив ту самую суть, из которой складывается успех: как взаимодействовать с местной милицией, что делать с поднятыми останками, как учитывать найденное оружие, чем должен заниматься штаб отряда.

А под конец урока явилась завуч и выдернула Томку к Тыблоку. "Штирлиц не ждал ничего хорошего от срочного вызова в ставку фюрера", поэтому дальше я считал минуты.

Тома вернулась целой и невредимой и прямо от двери округлила на меня глаза. Я нетерпеливо заерзал на стуле, но тут грянул звонок.

- Ну?! - подскочил я к ней.

На нас заинтересованно косились, и она тихо-тихо прошептала в парту:

- Дядя Вадим звонил... Просил тебя зайти сегодня.

- Ох, - выдохнул я, распрямляясь, и начал лихорадочно прикидывать, чем можно пожертвовать в уже намеченной программы: "Большой Дом не потеснить... Черт, когда ж тогда вещи Мелкой покупать?! Ей же послезавтра в пустую квартиру..."

- Хорошо, - кивнул, принимая вводную, - только меня после школы Чернобурка ангажировала не знаю на сколько часов.

- Вот и славно, - внезапно обрадовалась Томка, - тогда на ужин приходи.

Она с аппетитом посмотрела на мои губы, и я невольно залыбился.

- Андрей, - позвали меня вдруг от двери.

Я повернулся - то была опять завуч, и она была чем-то встревожена:

- К Татьяне Анатольевне, быстро.

Против ожидания, на челе Тыблоко не было ни привычной озабоченности, ни недовольства. Напротив, она посмотрела на меня даже с какой-то тенью сочувствия.

- Что-то случилось? - голос мой невольно дрогнул.

- Садись, - махнула она рукой в сторону стула.

Я сел и настороженно выпрямился. На миг установилась хрупкая тишина, потом директриса разомкнула уста:

- Мама твоя звонила. Отца повезли на операцию, подозрение на аппендицит.

В груди у меня замолотило.

- Куда повезли? - я сместился на краешек стула.

Тыблоко опустила взгляд на какой-то листочек:

- Факультетская хирургия.

- Ага, - я прищурился на портрет Ленина за ее спиной, припоминая черные ходы на эту кафедру, и повторил, - ага.

- Андрюша, - произнесла Тыблоко доверительным тоном, а потом даже вышла из-за стола, подошла вразвалочку ко мне и взгромоздилась на соседний стул, - все будет хорошо, не волнуйся. У него ж с утра ничего не болело? Значит - неосложненный. Он мужчина у вас крепкий, здоровый...

Я с удивлением воззрился на нее и, не найдясь с ответом, промычал что-то невнятное.

- Ну, вот и хорошо, - директриса потрепала меня по плечу, - мама сказала, что поехала на кафедру, и тебе сегодня туда не надо. Пока прооперируют, пока от наркоза отойдет... Как только что-то будет ясно, она позвонит домой, жди.

- Ясно, - кивнул я, - спасибо, Татьяна Анатольевна.

Тыблоко наклонилась, внимательно выглядывая что-то в моих глазах. Не выглядела и одобрительно кивнула:

- Хорошо, Андрей. Тогда сейчас иди домой. Завтра... - она чуть заметно заколебалась, - завтра сам смотри. Можешь на уроки не приходить.

Я задумчиво почесал затылок.

- Да нет, придется прийти. У нас же завтра город, ребят настроить надо.

- Молодец, - она вернулся за свой стол и взмахнула, отпуская, рукой, - тогда беги, успокаивай своих девчонок.

Я так и вывалился в коридор с гримасой изумления на лице.

Две Томки ждали меня, порознь застыв у окон напротив.

- Дым в трубу, пельмени разлепить, - буркнул я в простенок между ними и не спеша направился в сторону гардероба.

За моей спиной послышались торопливые шаги. Догнав, каблучки молча пристроились у левого плеча, сандалии - у правого.

"Ладно", - подумал я, принимая неизбежное, - "пора разрубать, потом только хуже будет".

Я остановился. На меня тут же уставились две пары встревоженных глаз.

- Ничего страшного, - я старательно излучал уверенность, - у папы аппендицит, но все будет хорошо. Уже оперируют.

"В конце концов", - попытался успокоить я сам себя, - "в прошлый раз это случилось в предстоящем июле... Сняли с поезда в Джанкое и, в итоге, все закончилось вполне благополучно. С чего бы сейчас пошло иначе?"

Нутро мое, противореча разуму, тревожно сжималось: оно знало, что будущее зыбко и ненадежно, а человеки отвратительно хрупки.

- Так... - на миг я ощутил себя на краю десятиметровой вышки, потом решился, - знакомьтесь, девушки. Малыш - это Тома, моя девушка. Ну, ты знаешь... Тома, эта мелочь - моя сестра.