Олег Быстров - Диверсантка (СИ)

Но это всё впереди, а пока столица выглядела вполне мирно. За время путешествия по суше и по морю, Манфред присмотрелся к Катрин и немного привык к ней. Конечно, девочка она была необыкновенная. Под откровенно детской внешностью, за всеми этими косичками и передничками, скрывались совсем не детские выдержка, воля и характер. Порой она говорила и рассуждала совершенно как взрослый человек, а порой выглядела простодушной, невинной девчушкой. Притом переходы от одного состояния к другому проделывала мастерски, незаметно и органично. Только что ты говорил с взрослой девушкой на равных, а вот уже перед тобой наивный ребёнок, удивляющийся самым простым вещам.

Вначале Хартман подозревал, что она делает это намеренно, играя в какую-то свою, непонятную игру. Но позже, узнав Катрин поближе (она сообщила ему своё имя под большим-большим секретом!), понял - это было ничем иным, как постоянной готовностью исполнять роль ребёнка. Диверсантка действительно играла, но сама с собой. Ненадолго давала волю своей истинной сущности, но тут же возвращалась в личину, навязанную неким профессором, имя которого Манфреду знать не полагалось.

И всё же Катрин была ему симпатична. Она не капризничала, не страдала резкой сменой настроений, характерной для молодых девиц, и не проявляла ни малейших признаков сумасбродства, свойственного им же. Напротив, напарница вела себя очень дисциплинированно и рассудительно. Не перечила, не выдвигала неожиданных и вздорных идей по улучшению плана, как это случается с новичками, впервые попавшими на реальное боевое задание. Напротив, во всём слушалась своего более опытного товарища. Такой расклад устраивал Хартмана и он не замечал, какие порой взгляды бросает на него девочка.

А Катрин словно летала на крыльях! Пятый день она не разлучалась с любимым мужчиной! То, что она влюбилась, Катрин созналась себе сразу и приняла эту мысль без метаний и сомнений, как данность. Ну и пусть она выглядит ребёнком, в груди-то бьётся женское сердце - живое, трепещущее, изнывающее от нового, ещё неизведанного, но такого сладкого и восхитительного чувства. Пока он не видит её любви, не замечает, но придёт время, и Манфред поймёт, что только она может так любить его. Только она согреет его жизнь, сделает счастливым! Иначе и быть не может. Но для начала нужно не подвести куратора и с блеском выполнить задание.

Агент Гондукк плотнее прижимала к груди плюшевого медвежонка.

А прогулка, она же разведка, продолжалась. Разведчики прошлись по Трафальгарской площади, полюбовались на величавую колонну Нельсона, отлитую, как гласит история, из пушек поверженных врагов. Восхитились изысканной архитектурой Национальной галереи. Жаль только фонтаны, столь украшавшие площадь, сейчас не работали. Далее парочка проследовала на пятачок Чаринг Кросс, потолкалась у памятника Карлу I и спустилась по Мэлл к Адмиралтейской арке.

Сама по себе арка выглядела грандиозно, но Адмиралтейский дом был отсюда не виден. Поэтому пришлось вернуться на Чаринг Кросс, а оттуда перейти на Уайтхолл стрит. Спустившись по улице, они нашли небольшой ресторанчик напротив Адмиралтейства. Здесь наверняка перекусывали служащие многочисленных ведомств Уайтхолла, и заведение заполнялось посетителями. На высокого мужчину в шляпе и девочку в короткой курточке, прижимающую к груди игрушку, никто не обратил внимания.

Хартман заказал себе кофе, а Катрин мороженое - здесь всё это ещё подавали, и всё было натуральным! Сам отошёл сделать звонок по телефону. Катрин ела бело-розовую холодную вкуснятину и смотрела в окно. Громадное светлое здание Адмиралтейства просматривалось плохо, только крыши башен со шпилями, зато жёлтая, кирпичная стена трёхэтажного Адмиралтейского дома была как на ладони.

Хартман вернулся оживлённым, глаза его блестели.

- Ну, как тебе вид?

- Нормальный вид, - ответила Катрин. Говорили они по-английски, но тихо, чтоб не слышали за соседними столами.

- Источник сообщает, кабинет выходит окнами на Уайтхолл. То есть, вот эта самая стена, что у тебя перед глазами. Третий этаж, среднее окно. Встреча начнётся в десять часов утра.

В Адмиральском доме на каждом этаже было ровно по пять окон. Катрин пристально всмотрелась в будущую цель. Сейчас она ничего не видела кроме обыкновенного проёма на жёлтой стене. Но завтра, когда под воздействием человеческой боли и крови оживёт Тор, тогда она, быть может, рассмотрит больше. И совершит молниеносный удар по врагу. Смертоносный и беспощадный. Во славу Великой Германии! Ради утверждения высокого звания Валькирии! А более всего, для любимого человека.

Следующим утром Хартман и Катрин пришли в ресторанчик в половине десятого. Посетителей было мало, в основном пили утренний кофе и читали газеты. Манфред заказал плотный завтрак, который диверсанты поглощали не спеша. Оба волновались, но никто этого не показывал. Хартмана беспокоила Катрин. Одно дело полигон, спокойная обстановка тренировочного режима. Рядом нет неприятеля, не нужно думать об отходе, досадные случайности исключены. Не получилось что-то, всегда можно переиграть по-новому, попробовать ещё раз. В реальной диверсии всё может случиться с точностью до наоборот. Тут и дублей не дают, и в погоню бросятся наверняка. Во всяком случае, поднимут тревогу, начнут поиск. А уж сколько блестящих комбинаций провалилось из-за непредвиденных случайностей, мелочей, это знает любой разведчик, поработавший на «холоде».

Катрин тоже волновалась. Во-первых, это был её первый сольный выход. Францию можно не считать, там её надёжно охраняли, а поучаствовать дали лишь слегка, как сказали бы в театре «из-за кулис». А во-вторых, и это было главным, нельзя оступиться рядом с любимым Зигфридом. Его карьера наверняка зависит от успеха мероприятия, так что подводить напарника никак нельзя. Напротив, сделать всё нужно с блеском, одним точным броском. И чтоб потом не было никаких вопросов!

Тем временем сравнялось десять часов. Встреча должна была начаться, но для верности активацию Тора назначили на половину одиннадцатого. Хартман перешёл к кофе и взял газету, Катрин лениво ковырялась в блюдечке с десертом. Вкус еды она потом вспомнить не смогла, сколько ни старалась. Медленно текли минуты, внутреннее напряжение нарастало. В ресторанчик заходили люди, пили кофе, брали свежую газету и отправлялись на выход. А вот двое иностранцев за дальним столиком сидели уже больше часа, официант поглядывал с удивлением. Это нервировало и раздражало Манфреда.

Наконец, время настало. Катрин почувствовала момент сразу - по необычайной лёгкости в теле и приливу энергии. Она приложила ладонь к животику мишки, чтобы лучше чувствовать Мальчика. Хартман тоже понял - по лицу напарницы, ставшему вдруг осунувшимся и сосредоточенным, по неестественному блеску глаз и побледневшей родинке под левым глазом - началось. Он пытался читать, смотрел в развёрнутую газету, но текста не видел.