Олег Быстров - Диверсантка (СИ)

С тяжёлым сердцем покинул Орлов кабинет начальника, где некогда неизвестный завуч корпел над составлением планов учебного процесса. Тоже для детей, кстати, школьников. Неужели теперь придётся гоняться за девчушкой? Что ж ты наделала, война? Но если она несёт смерть и разрушение, то да - придётся. А поймаем, поступим с диверсанткой по законам военного времени. Суровым законам, и возраст никто в расчёт принимать не будет.

Неожиданно всплыл в памяти эпизод. В феврале была обезврежена разведгруппа войск СС. Орлову тогда довелось присутствовать на допросе. Командир группы, гауптштурмфюрер СС, ни в чём не признавался, не называл ни имени, ни номера части, ни целей и задач разведрейда. Даже звание его стало известно от другого члена группы. Командир же молчал, только кривил разбитые губы в презрительной усмешке. Ненависть читалась в глазах. Но когда понял, что жизнь его вот-вот прервётся, взорвался криком:

- Никогда вам не победить нас! Никогда! Вы даже не представляете, с какой нацией воюете! Дети берут в руки оружие, да что оружие - сжигают ваши танки одним лишь взглядом! И они неуловимы, они среди вас, такие же, как вы. Вам не поймать их, не посадить в клетку. Это сам дух Великой Германии, поднявшийся покарать своих врагов - а дух непобедим!..

Он орал ещё что-то, его отволокли за барак и расстреляли. У всех присутствующих осталось неприятное ощущение, хотя выкрики фашиста слишком походили на фанатичный бред сумасшедшего. Никто не придал им тогда значения. А сейчас Николай вспоминал лицо капитана СС, его слова, и всё это обретало новый, тревожный и неоднозначный смысл. Дети, сжигающие танки взглядом... Он помнил оплавленные орудия на станции Каменка. Он видел своими глазами уничтоженную на марше колонну танков «Т-34». Действительно, создавалось впечатление, что бронированные машины побывали в мартеновской печи. Где ж тут собака зарыта?

В середине мая, выдались неожиданно тёплые деньки. Солнце, наконец-то, подсушило землю. В воздухе плыл тот неповторимый аромат весны, который и описать-то трудно, но он чувствовался всем телом, уставшим от морозов, слякоти, войны...

Орлов направлялся в здание бывшего горсовета, уцелевшего лишь наполовину. Там располагалась комендатура, и Николай рассчитывал получить списки детей, эвакуированных через можайскую станцию железной дороги. Надежда на успех была слабой, но с чего-то нужно начинать. Он шёл бывшей центральной площадью, местные жители вместе с бойцами сапёрного взвода убирали завалы у разрушенных зданий. Город оживал, слышались людские голоса, и даже смех.

Орлов свернул к выходу на улицу, мимо маленького стихийного рынка, где меняли всё подряд на съестное, и неожиданно приметил детскую фигурку на краю площади. Девочка. Зимнее ещё пальтецо, ветхое и заношенное, худенькие ножки - нитяные чулки с морщинками и стоптанные ботиночки. Голова обмотана платком, а на спине котомка - ребёнок стоял к офицеру спиной. В другое время прошёл бы мимо, своих забот полно, но сейчас, когда в голове постоянно крутились вопросы о диверсантке (почему-то Орлов не сомневался, что находится на верном пути), невольно сбавил шаг и приблизился к одинокой фигурке.

- Девочка, а что ты стоишь тут одна? Где родители?

Она обернулась как-то неловко, полубоком, правая рука сжимает воротник пальто, а левую не видно. Лицо прикрыто платком, только глаза блестят, но выражения не разобрать. Испугана?

- Мамку жду, дядечка. Она на рынок пошла, вещи на продукты поменять, а мне велела ждать здесь.

- А что замоталась с ног до головы? Даже носа не видно... - Лейтенант улыбнулся. Он расслабился - девочка ждёт мать с рынка, что может быть естественнее? Бдительность, это хорошо, а вот мнительность - плохо.

- Хвораю я, дядечка. Мамка кутает...

- Так весна же, посмотри! - развеселился Николай. - Подставь лицо солнышку, оно всю хворь выгонит! Ну-ка, давай...

И шагнув, потянулся, чтобы опустить платок ниже. И даже коснулся ткани, немного сдвинув её, но тут же отдёрнул руку от острой боли в запястье. Только и успел различить родинку под левым глазом, да недетский какой-то, слишком серьёзный взгляд серых глаз. Осознать в полной мере происходящее он не успел. Колени подогнулись, и сильное, тренированное тело лейтенанта Госбезопасности рухнуло навзничь в пыль мостовой. Он попробовал пошевелиться - не получилось. Руки и ног занемели, сделались ватными, организм перестал подчиняться воле. Только дыхание сохранилось, да шумное биение крови в висках.

Орлов попытался крикнуть нечто предостерегающее, что заставило бы людей встрепенуться - опасность рядом! - но с губ сорвался едва слышный хрип. А в глазах застыло - высокое, бездонное, такое чистое и мирное - весеннее небо...

1942 год. Весна-лето. Изгин

На южном направлении май отметился наступательной операцией под Харьковом. Советское командование намеревалось нанести удар по группе армий «Юг» под общим командованием фельдмаршала фон Бока. Двенадцатого числа 6 армия и армейская группа генерала Бобкина начали прорыв в направлении Змиева и Краснограда. Там завязались ожесточённые наступательные бои, а южнее, с другой стороны «Барвенковского выступа» приходилось обороняться. Здесь, у Лозовой и Барвенково насмерть стояли дивизии 57-й и 9-й армий Южного фронта.

Высоту 216 уже второй день обороняла рота лейтенанта Ковшова. Высота - одно название, бугорок в степи, изрытый воронками от снарядов. Изломанная линия окопов, пулемётные гнёзда. Ни минного заграждения, ни противотанковых надолбов - где их взять? Но дрались отчаянно. Недалеко от позиций чадно горел немецкий танк «Т-IV», «четвёрка», и густо устилали землю трупы солдат - наших и чужих.

Весенняя распутица наконец закончилась. На смену непролазной грязи пришло засушливое потепление, и почва быстро покрылась спёкшейся коркой. Твёрдую и неподатливую эту землю с трудом брали сапёрные лопаты, ветер гнал мелкую как пудра пыль, и она застила глаза, скрипела на зубах, забивалась в оружейные затворы. Бойцы упорно крепили окопы и пулемётные гнёзда, каждый понимал - это лишь краткая передышка. Скоро фрицы вновь ринутся в бой.

Распределяя силы в преддверии очередного удара, лейтенант лично расставлял бойцов по местам, показывал сектора обстрела, проверял пулемёты. Наконец, покрутив головой, крикнул:

- Рядовой Изгин! Алексей, ты где?

- Здесь, товарищ лейтенант, - подбежал невысокий, коренастый боец. Шинель в грязи, сапоги в пыли, пилотка съехала набок. Сейчас здесь все такие, не до образцовой выправки. Спасибо ещё, что нет пока на голове и руках серых бинтов, пропитанных засохшей кровью. Зато ремень верной трёхлинейки, перекинутый через плечо, держат крепко перепачканные пальцы с траурной каймой под ногтями. Снять оружие с солдата можно только с мёртвого, живой ни за что не отдаст.