Александр Михайловский - Вся власть советам

Думаю, что суток нам вполне хватит на то, чтобы навести порядок в Виннице. Заняв вокзал и телеграф, а также нейтрализовав лидера наиболее шустрых местных бузотеров, мы с Антоном Ивановичем сочли изначальную программу захвата власти выполненной. Уже к полудню обыватели должны увидеть, что после стольких месяцев бардака в город пришла наконец настоящая власть, которая тут останется навсегда.

Генерал Деникин, разузнав у местных товарищей, где именно расположился штаб генерала Скоропадского, в сопровождении двух БТР-80 с десантом на броне отправился на рандеву с несостоявшимся гетманом. А я, взяв с собой подпоручика Зубрилина, выехал на тихо урчащем «Тигре» на аэродром, в расположение эскадры воздушных кораблей. В этом походе нас сопровождали конные разведчики прапорщика Рокоссовского.

30 (17) ноября 1917 года, полдень.

Винница. Штаб командующего Первым Украинским корпусом Центральной Рады генерал-лейтенанта Павла Петровича Скоропадского.

Генерал-лейтенант Деникин Антон Иванович.

— Добрый день, Павел Петрович, — поприветствовал я Скоропадского. — Вот, решил заглянуть к старому сослуживцу, посмотреть, так сказать, на ваше житие-бытие, разузнать, как вы дошли до жизни такой…

— Добрый день и вам, Антон Иванович, — сказал Скоропадский, косясь на крепко сбитого прапора из морской пехоты, маячившего за моей спиной.

Не поскупился Вячеслав Николаевич, выделил сопровождение. Умеют себя подать солдатики. Уж на что мои орлы из Железной бригады были хороши, но эти уж выше всяких похвал. Посмотрел я на них вблизи и понял, почему после Риги кайзер такой покладистый стал. Этот взводный, если надо, и к Сатане в аду двери пинком открывать будет. Вот и Павел Петрович тоже впечатлился моим появлением. Приятно, черт возьми!

— Вы действительно пришли в гости, или… — тут немного растерянный генерал Скоропадский сделал выразительный жест в сторону своего адъютанта, которого один из моих сопровождающих поставил, уперев руками в стену, в то время как второй морской пехотинец обшаривал его китель и шаровары в поисках оружия, производя обыск по полной форме.

— Ну, Павел Петрович, — сказал я, — тут многое будет зависеть от того, как пойдет наш разговор…

Я обернулся к прапорщику и кивнул. Тот понял меня без слов и вышел из кабинета пана Скоропадского вместе со своими орлами, ведущими под ручки обезоруженного и изрядно напуганного адъютанта. Мы остались наедине.

— Для начала, Павел Петрович, — сказал я, загадочно улыбаясь, — я хотел бы передать вам весточку от одного старого знакомого.

Я открыл полевую сумку, достал из нее фотографию и протянул ее Скоропадскому. Тот взял ее и не смог удержаться от возгласа удивления.

Я понял, что его так удивило. Дело в том, что на цветном фото на фоне ворот Киевско-Печерской лавры были запечатлены бывший великий князь Михаил Александрович, полковник Бережной и я. Тот самый Михаил Александрович, которого киевская пресса похоронила уже как минимум дважды. По одной версии, он был зверски расстрелян большевиками в подвале Смольного. В германских же газетах писали, что великий князь Михаил геройски пал под Ригой.

— Господи, неужели великий князь сейчас в Киеве! — воскликнул потрясенный до глубины души Скоропадский и всплеснул руками. — А я читал в газетах, что большевики его расстреляли!

— Как вы смогли убедиться, Павел Петрович, — сказал я, с трудом сдерживая усмешку, — великий князь Михаил Александрович жив и здоров. И снова на службе России, командует своими любимыми головорезами, только на этот раз текинцами. Мы с ним подумали и добровольно отправились вместе с Особой бригадой полковника Бережного наводить по России порядок. А то во времена правления этого шута Керенского расплодилось тут у нас куча разных самостийных «держав». Так от России скоро ничего и не останется. А сие, Павел Петрович, есть бардак-с и ничего более…

Скоропадский покраснел, хотел было мне возразить, но промолчал. А я продолжил:

— И мне было очень больно и обидно, что мой сослуживец и однополчанин, с которым я бок о бок воевал на Юго-западном фронте, подался под начало каких-то ряженых «самостийников». А ведь вы, Павел Петрович, потомок Ивана Скоропадского, которому царь Петр Алексеевич вручил гетманскую булаву после измены иуды Мазепы. Вы же сейчас этим новым мазепам служите…

— Ваше превосходительство, я бы попросил выбирать выражения! — взвился Скоропадский. — Я всегда был верен трону и государю. А где они все теперь?

— Трона нет, но есть Россия, — возразил я, — а государь сам отрекся от этого трона. Как отрекся — это уже другое дело, но Россия-то осталась. И мы ей служим. Вот брат государя, великий князь Михаил Александрович, пардон, генерал-лейтенант Михаил Александрович Романов, продолжает служить нашей державе. Хотя мог бы податься куда-нибудь за рубеж или вести жизнь обывателя. Генерал-лейтенант Романов, как я уже говорил, снова в седле и недавно участвовал в операции по разгрому германцев под Ригой. И именно после этого разгрома кайзер пошел на мирные переговоры, которые завершились подписанием мирного договора между нашими государствами. Кстати, во время этих переговоров кайзер неоднократно встречался с бывшим императором всероссийским Николаем Александровичем…

— Как, государь жив, он не в тюрьме, как писали наши киевские газеты?! — воскликнул Скоропадский.

— Никогда не читайте на ночь киевских газет, — назидательно ответил я, — впрочем, и при дневном свете в них вранья не меньше. Это вредно для пищеварения. И не только для него. Так вот, государь жив и здоров. И все его семейство тоже в полном порядке. Они сейчас живут на положении частных лиц в Гатчинском дворце, который предоставлен их семье правительством Сталина. Конечно, это не то, что было ранее, но Гатчина — это отнюдь не захудалая деревня. Вот, Павел Петрович, гляньте…

И я показал Скоропадскому еще одно фото. На нем государь с супругой, наследником и всеми четырьмя дочерьми стоял у Гатчинского дворца вместе со Сталиным и Ниной Викторовной Антоновой. Погода была хорошая, какая нечасто бывает осенью в Петрограде, все они улыбались, и по лицам было видно, что у всех присутствующих хорошее настроение.

Генерал долго рассматривал это фото, а потом перевернул его и вздрогнул. На обороте рукой Николая Александровича было написано: «Моему бывшему генерал-адъютанту на долгую память от бывшего императора в день обретения долгожданного мира». Рядом подпись «Николай» и число — седьмое ноября (25 октября) 1917 года.

— Антон Иванович, — потрясенный Скоропадский поднял на меня округлившиеся глаза, — теперь я поверил тому, что вы мне рассказали. Я узнал руку государя. Только выглядит он немного странно — без бороды и в очках. Впрочем, — пожал генерал плечами, — новое время — новые моды.