Александр Михайловский - Вся власть советам

Каперанг помолчал, собираясь с мыслями.

— Мы надеемся, что зачистка тех, кто сумел пробраться в партию большевиков ради своих корыстных целей, поможет нам избежать в будущем многих и многих неприятностей. Мы должны предотвратить гражданскую войну, избавляясь от тех, кто в нашей истории были поджигателями этой войны. Ну, а что касается вас…

Владимир Анатольевич открыл ящик стола и достал оттуда конверт, на котором хорошо знакомым мне почерком государя было написано: «Адмиралу А. В. Колчаку. Лично».

Дрожащими руками я вытащил из конверта сложенный вдвое лист хорошей писчей бумаги. Пляшущие перед моими глазами буквы сложились в строчки.

Уважаемый Александр Васильевич, прошу внимательно выслушать тех людей, которые передадут вам это письмо, и постараться понять и принять их доводы. Они действуют во благо России.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

Верещагин заметил мое волнение.

— Бывший император Николай Александрович Романов, — сказал он, — согласился занять в правительстве Сталина пост заместителя наркома — так теперь называется должность товарища министра — народного просвещения. Не самый легкий участок работы, между прочим.

— Господи, — простонал я, — почему вы не явились к нам на полгода раньше…

Владимир Анатольевич только пожал плечами.

— Не мы решали, когда и куда нам явиться. Эту историю вы еще услышите, но в ней задействованы такие силы, о которых не принято говорить всуе. И хоть пути Господни неисповедимы, могу лишь предположить, что интервал между февралем и октябрем был дан России, чтобы она смогла понять — во что может вылиться, казалось бы, вполне невинное желание крупной буржуазии и либеральной интеллигенции немного порулить страной. Как и после всякой другой болезни, должен появиться иммунитет, которого в нашей истории хватило аж на семьдесят четыре года. Предотвращение Февральской революции могло привести к тому, что история бы повторилась, только значительно позже и при худших начальных условиях.

Я опустил голову. Господин Верещагин и его товарищи тут были абсолютно правы. Господа, подобные Гучкову, Милюкову и Керенскому, могли вылезти на поверхность во время куда более тяжких испытаний середины века. И кроме этого, если они и в самом деле не выбирали ни времени, ни места, то это, наверное, Божья воля. Господи, дай мне знак — как поступить, и я пройду по указанной Тобой дороге до конца.

Взгляд мой упал на записку экс-императора. Если уж Николай Александрович понял их и принял, то кто я такой, чтобы вести себя иначе? Я собрался с духом. Что ж, как говорится в Святом Писании: «Отче мой! если не может чаша сия миновать меня, чтобы мне не пить ее, да будет воля Твоя».

Я посмотрел на своего собеседника.

— Владимир Анатольевич, я согласен служить России под началом господина Сталина. Скажите, что я должен буду делать?

— Вы должны вступить в должность командующего объединенными силами на Дальнем Востоке и в Маньчжурии, и в случае опасности быть готовым отразить возможное нападение на территорию России со стороны Японской и Британской империй, а также Североамериканских Соединенных Штатов. Способности и воля для этого у вас есть. К тому же с нашей стороны вам будет оказано всяческое содействие и силовая поддержка.

2 декабря (20 ноября) 1917 года, утро.

Житомир. Расположение 1-й гуситской дивизии Чехословацкого корпуса.

Полковник Бережной Вячеслав Николаевич.

Вдруг вспомнился мне почему-то киношный товарищ Сухов и его знаменитое: «И бросала меня Гражданская война…» Вот и нас с товарищами эта самая, к счастью, еще не начавшаяся война гоняет взад и вперед по территориям бывшей Российской империи. Пока мы осваиваем бескрайние просторы юга России, ну а дальше будет видно.

Закончив свои дела в Виннице и проводив в добрый путь отправляющуюся в Киев эскадру воздушных кораблей, наш сводный отряд Красной гвардии снова погрузился в вагоны и, в ночь с первого на второе декабря по новому стилю, проследовал в Житомир. Именно там сейчас дислоцируется Первая гуситская дивизия Чехословацкого корпуса, отведенная с фронта на пополнение и отдых после сентябрьских боев.

Вторая дивизия чехов только начала свое формирование. Располагалась она в пригороде Киева в Дарницких лагерях, и с ней у нас как раз особых хлопот не было. Пока мы в Виннице занимались Скоропадским и его ряжеными гайдамаками, Фрунзе с механизированным батальоном навестил чешских коллег. Увидев наши бронепоезда, бэтээры и бээмпэшки, чехи быстро поняли, что к чему, и, не доводя дело до греха, объявили о своем полном нейтралитете. Дескать, вы, русские, разбирайтесь между собой, а нас в это дело не вмешивайте. Памятуя о подлой натуре братьев-славян, пришлось настоять на полном разоружении этого вооруженного формирования.

Через людей генерала Потапова, внедренных в эту дивизию, мы знали, что среди чехов и словаков нет единства. Часть солдат рвалась на фронт, чтобы с оружием в руках бить немцев и ненавистных мадьяр и в конечном итоге завоевать свободу для своего народа, создав Чешское государство, о котором так красиво рассказывали приезжавшие к ним этим летом премьер Керенский и профессор Масарик. Для таких заключение Рижского мира стало катастрофой. Получалось, что все их усилия и жертвы были напрасны… А пришедшие к власти большевики не хотят портить отношения с немцами из-за каких-то там чехов и словаков.

Другие же, которых в дивизии было немало, полагали, что русские сами решат — что им делать дальше. В конце концов, кто-то же в этой войне победит. И когда противники окончательно выдохнутся, то сорок тысяч хорошо вооруженных и обученных солдат могут стать той гирькой, которая, будучи брошенной на чашу весов истории, заставит победителей выкроить из территории побежденного противника уютненькое и тихое государство для них. А война — так на ней и убивают. Зачем лезть под пули, когда можно тихо и спокойно отсидеться в тылу!

Разоружение второй дивизии прошло на раз-два. Сперва наши бойцы блокировали Дарницкие казармы и запретили чехам выход в город. Увидев наши броневики и пулеметы, нацеленные на вход и выход из расположения дивизии, а главное, узнав, как мы быстро и решительно покончили с цирком-шапито, именуемым Центральной Радой, чехи сделали надлежащие выводы и сидели в своих казармах тихо, словно мышь под веником. Потом командованию чешской дивизии был предъявлен ультиматум. Им предложили сдать оружие. В случае отказа мы пообещали применить силу. Зная уже о решительности наших парней, чехи молча приняли наше предложение. После Мурманского сражения и враждебной в отношении Советской России позиции Британии и Франции, наличие на нашей территории вооруженных частей, подчиняющихся командованию одной из стран Антанты, было бы для нас непростительной ошибкой, будь эти части хоть трижды нейтральны.