Вадим Полищук - Гвардии Зенитчик. Огневая позиция «попаданца»

Обоих моих подчиненных в запасном полку почти ничему не научили, придется учить заново. В наводчики они не годятся — зрение уже не то. В заряжающие? Там двигаться надо быстро, да и обоймы с пятью снарядами тоже не пушинки. Определил их в установщики прицела. К моему удивлению, не шибко грамотные «деды» эту науку освоили очень быстро.

— Не учась и лаптя не сплетешь, — прокомментировал мое удивление их успехами Коробовкин, отныне третий номер еще не существующего расчета. — Ты, главное, кричи громче, а уж цифирь мы выставим как надо.

Осталось только дождаться прибытия нового орудия и остальных номеров расчета.

Заодно присмотрелся и к своим командирам. Командир первого взвода лейтенант Топчев — пацан пацаном, да и к водке излишнее пристрастие имеет. Поскольку корпус вывели в тыл и раздача «наркомовской» нормы прекратилась, приходится ему у местных самогонку изыскивать. Пока еще на службе это не сильно сказывается, но если так и дальше пойдет, то погубит парня пьянство. Хотя у него гораздо больше шансов погибнуть от немецкой пули или осколка. Второй взводный — лейтенант Сладков. Этот на пару лет постарше, до войны успел закончить два курса в институте. Он гораздо серьезнее и основательнее, да и технику, как мне кажется, знает лучше. Решил, что постараюсь попасть во второй взвод.

Оба взводных, как и большинство остальных солдат в батарее, войну начали с наступления под Сталинградом. Об этих событиях они и рассказывали вновь прибывшим, так как вспоминать об этом победном наступлении было куда приятнее, чем о событиях конца февраля. Особенно запомнился такой эпизод, рассказанный Сладковым.

— Однажды заблудились мы в степи. Стемнело уже, звезд не видно, ориентиров никаких, куда дальше ехать, не знаем. Заметили в поле огромную скирду соломы, решили около нее переночевать. Только расположились, луна выглянула. И в свете луны видим, как прямо к нам по гребню балки идет колонна, человек сто пятьдесят. Кто такие — непонятно. Выкатили мы пушки из-за скирды и отправили навстречу пятерых. Договорились — если это немцы, то они красную ракету пустят, и мы огонь откроем. Колонна все ближе и ближе, и ни ракеты, ни стрельбы. Подходят. Впереди наши, а за ними румыны в высоких таких шапках. Это они, оказывается, сдаваться шли, так мы их в тыл даже без конвоя отправили.

Среди слушателей пробежали смешки, а лейтенант продолжил:

— Сейчас смешно, а тогда не до смеха было. Их втрое больше, чем нас — в темноте смяли бы, и пушки не помогли. Ночью же такой мороз ударил, что каждые двадцать минут друг друга будили. А утром, когда рассвело, мы уже к движению готовились, на скирде вдруг появляются двое. Винтовки над головой подняли и что-то нам кричат. Оказалось, тоже румыны, и тоже сдаться решили. Одного понять не могу, как они на эту высоченную скирду взобраться сумели?

Собравшийся народ тут же принялся рассказывать и по ходу обсуждать другие невероятные случаи, произошедшие с ними уже на фронте или еще до войны. А лейтенант обратился ко мне:

— Поедем машины для батареи принимать. Завтра утром будь готов.

— Всегда готов, — автоматически ответил я. — А что нам дадут?

— Обещали «шевроле».

Это хорошо. С самого формирования автопарк корпуса и приданных частей практически не пополнялся, а потери были большие. И если в автотранспортную роту с корпусного обменного пункта кое-что попадало, то бригады и остальные части получали технику по одному принципу: что урвал — твое. А так как чаще урвать удавалось у противника, чем у собственных тыловиков, то в расположении было множество трофейной техники: «блитцы», MANы, иногда попадались даже дизельные «мерседесы», итальянские «фиаты» и французские «ситроены». Конечно, не обошлось и без отечественной техники — ЗиСы и полуторки также имелись в значительном количестве.

Снабжение такого разношерстного автостада было настоящей головной болью. Если на наши автомашины запчасти можно было достать, а для трофейной техники снять с брошенной фрицами при отступлении, то для американской не было ничего. Говорили, что американцы запчасти нам поставляют, но куда они потом исчезают? «Шевроле» и «студебеккеры» — машины, конечно, хорошие, но и они время от времени ломаются, особенно на наших фронтовых дорогах. А найти на них какую-нибудь железяку можно только сняв ее с другой такой же машины. Самое худшее состояние дел было с шинами. Заокеанской размерности девять на шестнадцать ни наша промышленность не выпускала, ни немецкая.

Утром следующего дня мы с лейтенантом прибыли в Миллерово на железнодорожную станцию. Полным ходом шла разгрузка прибывшего эшелона. А машин там было! А народу вокруг! Первым делом танкисты и мотострелки расхватали трехосные «студебеккеры», потом всевозможные штабные прибрали к рукам «виллисы» и «доджи» три четверти. Зенитчиков допустили к шапочному разбору.

— Хватайте два крайних, — говорю на ухо лейтенанту.

— А почему именно их? — удивляется Сладков.

— Да какая разница? С виду они все одинаковые, а разбираться времени нет. Оформляйте бумаги, товарищ лейтенант, а то, пока думать будем, ничего не останется.

Взводный ушел быстрым шагом, а я остался, чтобы придержать конкурентов и присмотреться к водителям. Обоим наверняка нет еще и двадцати, на фронте явно впервые. Миллерово еще не фронт, но уже преддверие оного. Я к ним подошел, ситуацию объяснил и рассказал, как сказочно им повезет, если они к нам в полк попадут. Буквально тут же мы уже втроем отбивали попытку старлея-танкоремонтника оттягать одну из машин под подвижную ремонтную мастерскую, которая у них на двух полуторках передвигается. Первая с деревянной будкой для ремонтников, вторая с токарным станком в чем-то вроде КУНГа. Потом пришел Сладков, потряс перед носом наглого старлея какими-то бумагами и скомандовал:

— По машинам!

Лейтенант с одним водителем сел в первую машину, я с другим во вторую. Поехали. На выезде со станции у лейтенанта проверяют документы, и мы, вырулив на дорогу, держим путь в расположение полка.

— Как звать? — интересуюсь у водителя.

— Андрей. Красноармеец Копытов, — быстро поправляется он.

— За рулем давно?

— Четыре месяца.

Оно и видно, что четыре. Машина идет неровно, рыскает. Передняя машина идет гораздо ровнее и увереннее, видимо, водитель там опытнее или машину лучше освоил. А мы, то отстаем, то почти упираемся своим радиатором в задний борт впередиидущему. Водитель то выкручивает мотор до истошного воя, забывая переключиться на повышенную передачу, то едва не глохнет, когда приходится сбросить скорость. Передачи, чаще всего, втыкаются со второй попытки со скрежетом, при этом Копытов отвлекается от дороги и смотрит, куда двигать рычаг. Такого издевательства над новой машиной я пережить не смог.