Виктор Зайцев - Прикамская попытка - 2

— Сколько стоят такие ружья?— Жадно погладил ствол 'Луши' ханский сын, — я их куплю.

— 'Такие' ружья, — подчеркнул я слово 'такие', — не продаются. Это подарок, 'такое' ружьё мы подарили русской царице. Наши ружья слишком опасное оружие, чтобы продавать его всем. Мы продаём его только друзьям, и цену берём серебром или мехом. Ты не хочешь, чтобы наши ружья оказались в руках твоих врагов?

— Когда ты продашь ружья мне и по какой цене? — Пропустил мою речь мимо ушей нетерпеливый казах.

— Сколько ты привезёшь нам корма, и по какой цене? — Ответил вопросом на вопрос я, улыбаясь ханскому сыну в лицо.

Срым несколько минут мерялся со мной взглядами, затем повернулся к советникам. Между ними завязался долгий разговор, прерываемый резкими командами нашего хозяина. Наконец, ханский сын повернулся ко мне.

— С тобой поедут два моих человека, через три дня пути они покажут место, куда подвезут овёс. Твоя цена за фураж меня устраивает, назови цену своих ружей и место продажи.

— Простое ружьё стоит пятьдесят рублей серебром, пять копеек каждый патрон, могу брать цену мехами, лошадьми. Скоро два десятка моих людей поедут обратно, передашь им задаток в виде сотни коней, скажешь количество ружей и патронов, через два-три месяца они с караваном пойдут по этому пути на восток. Мы постоянно собираемся водить караваны по этому пути, готовь запасы корма для коней, и копи меха и серебро для покупки ружей. Самое главное условие, чтобы никто не нападал на мои караваны, даже при моём отсутствии. Узнать наши караваны легко, — я показал руками форму нашей повозки, — наши фургоны ни с кем не спутать. Если будут сомнения, спроси, знают ли они меня или моего друга — Владимира Кожевникова.

Срым молча смотрел на меня, нахмурив брови. Не сомневаюсь, что нетерпеливый степняк прикидывал возможность нападения на наш караван и захвата интересующего оружия даром. Желание одним ударом обогатиться и решить все проблемы настолько читалось в его глазах, что я не выдержал и напомнил.

— Никто в мире, кроме меня и моего друга Кожевникова не умеет делать патроны к нашим ружьям. Надеюсь, ты достаточно разумен, чтобы не повторить ошибку того хана из Младшего Жуза? От его орды только убитыми мы собрали сто двадцать человек, думаю, ты слышал об этом. Наш народ говорит, 'Плохой мир лучше хорошей ссоры'. Мы тебе предлагаем не плохой мир, а очень хороший. Если ты со своими людьми обеспечишь нам спокойный путь от Барнаула на востоке до Белорецкого завода на западе, продавать ружья в Среднем Жузе мы будем только тебе. Другие казахи смогут покупать оружие по твоему разрешению. Считаешь, этого мало?

Ханский сын сел на кошму и задумался, уставившись взглядом на наш подарок. Минут пять мы сидели в ожидании окончательного решения нашего хозяина. Ильшат развернулся, чтобы в случае опасности быстро выхватить револьвер. Даже Клаас замолк, хладнокровно попивая кумыс из своей пиалы. Однако, наши опасения оказались напрасными, здравый смысл восторжествовал, через полчаса мы распрощались и отправились в свой лагерь. Палыч со своими бойцами ждал нашего возвращения с оружием в руках.

— Всё нормально, — улыбнулся я, спрыгивая с седла, — провизия будет. Завтра приедут наши проводники, но, караулы надо усилить, хуже не будет.

С того дня и началось наше сотрудничество со Срымом Датовым, как звали ханского сына официальные русские чиновники. Благодаря его проводникам путь до Барнаула оказался обыкновенной прогулкой по зимней степи. Нет, были на нашем пути и бураны, задерживавшие движение на два-три дня. Приходилось стоять и нервничать на переправах через крупные реки. Но, права оказалась народная мудрость, даже худой мир лучше доброй ссоры. Трижды на нашем пути вставали склады с запасами корма для коней, в которых мы основательно растрясли запасы 'скобяного товара'. Только два десятка трофейных ружей удалось приберечь на обратный путь наших гонцов. Их мы отправили сразу по прибытии к нашим складам на алтайских заводах, убедившись в сохранности своего имущества. Вообще, чем дальше мы двигались на восток, тем добрее и спокойнее становились люди. Бунтарская суматошность, поднятая пугачёвским восстанием, осталась далеко позади. Русских людей в Сибири оказалось мало, даже население Барнаула, полумиллионного города в двадцатом веке, не превышало двадцати тысяч человек. По меркам прошлой жизни, посёлок городского типа, не более.

Возможно, потому и держались сибиряки спокойно, приветливо, стараясь помочь добрым людям, будущим своим соседям. По сибирским меркам, тысяча вёрст, не расстояние. А наш караван сразу вызывал к себе уважение. Не только уникальными фургонами и сытыми лошадьми. Все наши переселенцы, до последнего башкира или вогула, были тепло и добротно одеты, сыты и вооружены. Из-за обилия огнестрельного оружия нас принимали иногда за казаков, но женские лица приводили всех в замешательство. А через пару дней все барнаульцы узнали о наших необычных ружьях, заказы посыпались один за другим. Даже запредельная цена в сотню серебряных рублей не останавливала покупателей. Кто-кто, а сибирские охотники умели ценить хорошее оружие и знали ему подлинную цену. Продав два десятка ружей, прихваченного для реализации, я испугался, что небольшой запас в триста 'Луш' разойдётся до прибытия на Дальний Восток. Дальше я лишь принимал заказы на ружья и патроны, их за неделю поступило на двадцать с лишним тысяч рублей.

Пожалев, что поспешил с гонцами в Таракановку, мы с Палычем рискнули отправить ещё десяток башкир под руководством опытного ветерана Фариса к Кожевникову. С собой всадники взяли плату за пару ружей, мешок с двумя десятками собольих шкурок, здесь они шли по двадцать рублей за штуку. В письме мы подробно описали ситуацию со сбытом оружия в Сибири и сообщали, какого числа отправляемся дальше на Восток. Две недели отдыха в Барнауле нас замучили больше, нежели два с лишним месяца пути. Наши капитаны-немцы пропились вдрызг, едва не замёрзнув в сугробе. Новички башкиры подрались с местными охотниками, мы с Палычем еле успели разнять, когда за своих подчинённых Ильшат пытался поднять всех бойцов. Местные полицейские стали проявлять подозрительный интерес к рабочим из Белорецкого завода. Того и гляди, опять попаду в 'холодную' за помощь беглым рабам.

Николай Сормов встретил на Барнаульском заводе старых знакомых, с которыми ещё Ползунов начинал делать свой паровой двигатель. Заводчане тоже не забыли помощника великого изобретателя и с гордостью показали работавшие паровые насосы. Оказывается, практичные заводчане, сохранили всю оснастку для изготовления паровых двигателей модели Ползунова*. Я договорился с управляющим, что они изготовят три мощных паровых двигателя и осенью доставят их в Иркутск. Аванса в пятьсот рублей серебром вполне хватило. Ничего более нас не задерживало в Барнауле, тем более, что Палыч запасся необходимым количеством фуража для дальнейшего пути. По рекомендации местных властей, проводником к нам устроился потомственный служилый казак Тимофей Кочнев. Он собирался возвращаться в Охотск после трёхлетнего путешествия в Санкт-Петербург и обратно. Невысокий, продублённый морозом и жарой, смуглый казак, заросший бородой по самые глаза, оказался великолепным рассказчиком.