Виктор Зайцев - Прикамская попытка - 2

Обозлённые сопротивлением канониры с 'Быстрого' не успокоились, пока не разнесли все орудийные порты в щепки. Английский корабль словно обзавёлся десятью огромными иллюминаторами по одному борту. После окончания канонады нам удалось докричаться до 'быстрят', к счастью, все живы, несколько раненых отлетевшим досками. Да и шлюп в норме, в корпусе пробоин нет. Тем временем, абордажники заканчивают зачистку кораблей, один за другим поднимают сигнальные флаги. Отправляюсь смотреть первые наши трофеи. Ошалевший от происшедшего Клаас тоже напросился с нами, под предлогом формирования команды. Не бросать же такие трофеи, придётся их во Владик вести. Кому, как не нашим иностранным специалистам это можно доверить? С управлением шлюпов, слава богу, есть кому справляться, вырастили капитаны себе замену.

Смотрю, другие капитаны, Фриц и Ганс, тоже спешат перебраться на трофеи. Ещё бы, у себя на верфи такие гиганты мы вряд ли когда сможем выстроить. Здесь же они захвачены с небольшими повреждениями, которые за зиму вполне сможем устранить. Осматривали корабли мы до вечера, с тайной надеждой найти что-либо дорогое. Увы, все три корабля оказались пустыми, как карманы итальянца. В судовой кассе на на троих с трудом набралось четырнадцать шиллингов. Трюмы кораблей были пусты, не считая некоторого запаса продуктов и питьевой воды. Самыми большими оказались пороховые погреба, они ломились от избытка боеприпасов. Некоторое количество амуниции и плотничьего инструмента можно не считать, этого добра у нас своего хватало.

Пока я ревизовал погреба и трюмы, капитан Клаас разбирался с командой. Судя по результатам, сумел нагнать страха на моряков. Потому, что все, как один, изъявили желание служить на корабле под его чутким руководством. Учитывая, что ни один рядовой матрос не пострадал, как и боцман, впрочем, людей вполне хватало, чтобы добраться домой без проблем. Аналогичная картина нарисовалась на других судах, все команды азартно занялись ремонтом. Наших стрелков пришлось оставить на трофейных кораблях до прибытия во Владивосток. Всех же офицеров, канониров, двух оставшихся в живых торговцев, выживших солдат мы перевезли на свои шлюпы. Ночь выдержали в дрейфе, а с рассветом направились на север, домой.

Мне было, чем заняться во время обратного пути. Допросы офицеров и английских торговцев весьма скрашивали скуку, особенно чтение их признательных показаний. Поскольку с самого начала я объявил, что очень чту британские законы и с удовольствием их применяю, особенно в отношении пиратов. Да и наши слаженные действия, невиданная скорострельность орудий, внесли свою лепту в смятение ума англичан. Так, что к моменту благополучного прибытия домой в моей каюте лежала увесистая кипа 'явок с повинной', где подробнейшим образом были изложены все факты пиратства трёх кораблей за последние годы. Восемь торговых судов пали жертвами трёх пиратов, в том числе и два наших шлюпа с казаками. Самое интересное, британцы считали себя не пиратами, а честными торговцами.

Основной доход у них шёл с торговли, а грабежи случайных кораблей и нападения на береговые селения аборигенов с целью разжиться провизией и женщинами, происходили между делом, когда не было выгодных контрактов. Конечно, средства от грабежей полностью оседали в карманах офицеров и капитанов, солдатам и участвовавшим матросам хватало той добычи, что успевали награбить сами. Руководство Ост-Индской кампании официально знать не знали о незаконном приработке своих служащих. Хотя, по свидетельству офицеров и капитанов, руководители кампании неоднократно 'рекомендовали проследить' за тем или иным судном, или 'навестить' нужные селения. Захваченных на берегу аборигенов почти сразу продавали в Кантоне или любом порту к югу от Китая.

Но, эта лирика нужна была нам лишь для оправдания захвата судов, в случае жалобы на наши действия или иных препятствий Ост-Индской кампании в портах. Самым главным трофеем стали карты, лоции и другие важные сведения по торговле в южных морях, свидетельские показания торговцев и капитанов об условиях торговли в Юго-Восточной Азии. У меня нашлось время, чтобы свести все данные в таблицы, которые впоследствии неплохо послужили нашим торговцам. Кроме того, пленники дали нам важные сведения о политической составляющей азиатского юга. Не только, какие страны где расположены, кто там правит и с кем можно иметь дело. Но и в чью сферу влияния входят отдельные города, вплоть до некоторых индийских княжеств. Где главенствует Франция, где британская Ост-Индская кампания, где испанцы, где голландцы.

Ближе к северу становилось всё холоднее, мы даже опасались, не закроется ли владивостокская бухта льдом. Но, успели таки. В гавань входили все шесть кораблей с поднятыми русскими флагами, знакомым фарватером подошли почти к берегу. Благо, осадка позволяла приблизиться до сотни метров. К этому времени вся набережная была заполнена народом, казалось, что за время отсутствия население города выросло в десять раз. Едва шлюпки пристали к берегу, как с единственной церквушки ударили колокола. Да, скажу вам, колокольный звон оказался очень действенным. У многих парней на глазах блестели слёзы, как и у встречающих.

Самым неожиданным результатом колокольного звона стали три британских матроса, явившиеся к капитанам, на чистом русском языке потребовавшие встречи со мной. Оказалось, на каждом из пиратских судов после захвата казацких шлюпов британцы оставили по одному пленному казаку, определив их на самые тяжёлые матросские работы. На берег их не отпускали, во время стоянок приковывали в трюмах кандалами, в изобилии имевшимися в оружейке. После нескольких попыток побега казаки никому не доверяли, потому и наш русский говор лишь насторожил их. Только колокола растопили лёд недоверия в сердцах этих несчастных.

Впрочем, несчастными теперь можно назвать кого угодно, только не Охрима, Николу Зимнего и Байдана, как назвались бывшие пленники. Они скупо рассказывали о своих мучениях, напрочь отказались возвращаться в Охотск. Зато с удовольствием заняли места боцманов при английских командах, всю зиму азартно натаскивали в моряцком деле русских, вогульских и нескольких башкирских подростков, в изобилии пришедших на наш небольшой флот. А что вы хотели, плаванье в Кантон не то, что окно в Европу прорубило. Нет. Оно открыло настежь огромные ворота из заброшенной на краю земли русской глубинки, где даже попов нет, где молитвы читают староверы сами, где все жители друг друга знают в лицо и по имени, где в десяти верстах от города заканчивается русская земля.

Так вот, из этой глухомани наши матросы попали в сказочные места, туда, где вечное лето, яркая природа, невиданные растения и звери, огромные города с диковинными товарами. И всё это в паре недель пути. Для парней, прошедших с родителями семь-восемь тысяч вёрст, привыкших к расстояниям в месяц-другой дороги, две недели на корабле показались таким же близким, как рукой подать. Всё это происходило на фоне суровой и скучной сибирской зимы, в маленьком городке Владивостоке, или крохотных деревеньках, где из развлечений для молодёжи только гулянья на улице, да посиделки по вечерам. Надо ли сомневаться, что к весне желающих служить во флоте набралось семь десятков отроков, от четырнадцати до семнадцати годов. Те, кто старше, были заняты на производстве, зарабатывали, кормили семьи, постигали азы мастерства. Им вполне хватало и нагрузки, и 'развлечений', самое главное, они чувствовали ответственность за своих родных и любимых. Старшим было не до морских путешествий, тем более, что желающих мы обещали и так отпустить в любое путешествие, лишь бы отпуска хватило.