Виктор Зайцев - Прикамская попытка - 1

— Тогда пусть ждут тебя у слияния Шилки и Аргуни, либо максимально вверх по течению Амура поднимутся, сколько смогут. Пока ждут, острог срубят, на правом берегу Амура, обязательно на правом. Отправь с парнями десяток пушек, твоих, скорострельных, миномёты, больше зарядов. С таким запасом они тебя хоть пять лет ждать смогут.

— Тогда надо взвод отправлять, да не один. Отправлю первый и второй, Егор с Пахомом не кинут нас, да и работать топорами умеют. Только, кого отправлять командиром, чтобы смог суда купить и заказать новые?

— Чего думать, тестя своего посылай, пусть берёт всю нашу долю, там у нас тысячи четыре рублей серебром наберётся. Думаю, на пару крупных шлюпов хватит, в Санкт-Петербурге за такие деньги можно три шлюпа купить. Крупные корабли ему не нужны, чтобы по Амуру максимально подняться смогли.

Долго мы говорили с Вовой, обсасывали возможные плюсы и минусы нашей авантюры. Количество пушек мы уменьшили до четырёх, с увеличением запаса снарядов, добавили четыре миномёта и по револьверу каждому бойцу. Чтобы не отвлекались на охоту, добавили тонну консервов. К моему удивлению, моего тестя не пришлось долго уговаривать. Он согласился, едва узнал в общих чертах мой план обосноваться на Дальнем Востоке вместе со всеми, кто рискнёт туда отправиться за свободой. Мало того, что он собрался за три дня, хитрый мужик успел пустить слух, что отправляется тропить дорогу на Беловодье, намекнув, мол, будет там ждать тех, кто рискнёт пойти по его следам. При этом напустил столько тумана, что трое мужиков из приписных крестьян не выдержали, отправились прямо с ним. К этому времени заводская и поселковая власть, от управляющего до городового, впала в некое подобие ступора в ожидании войска Петра Фёдоровича, не обращая внимания на прогулы рабочих и побеги приписных крестьян. Власти кидались из крайности в крайность, то обещали послабления и вольности рабочим, то начинали угрожать каторгой прогульщикам. В такой неразберихе несколько беглых рабочих свободно присоединились к каравану тестя.

Караван мы собрали огромный, благо, трофейных коней хватало, три десятка гружёных саней и столько же всадников, увозили два взвода вогул, вооружённых ружьями, револьверами, четырьмя миномётами и пушками. Василий Фёдорович вёз с собой шесть тысяч рублей серебром, Лушников не захотел стоять в стороне, добавил своих две тысячи, да два десятка ружей в подарочном исполнении. Задачу тесть усвоил крепко, нарисованная нами карта дальневосточного побережья с линией Амура была ещё у обоих взводных. Они слушали инструктаж своего командира, знали поставленную задачу и обещали встретить нас на Амуре через полтора года, что бы ни случилось. Парни радовались интересной задаче, да выданному оружию, словно дети, получившие в подарок автомат с трещоткой и мигающими лампочками. Не забыл мой тесть и пять мешков с картошкой, тепло укутанных от мороза.

После отъезда каравана вернулся взвод Никифора Кудрявого, разобравшийся в Бабке с разбойниками, всё оружие удалось вернуть, а разбойников, оказавшихся местными охотниками, примерно наказать, содрав с них штраф в виде десяти лосей с каждого, которых те обязались доставить в Таракановку не позднее Рождества. Решив проблему с Бабкинскими разбойниками, парни отправились объезжать все наши лавки, изымая оружие и боеприпасы. Консервы и бумагу мы решили оставить, вреда от них не будет, да и приказчики будут при деле. Не успели мы закрыть ворота за всадниками Фаддея, отправлявшимися с вогульскими охотниками в северную тайгу на охоту, как подали тревогу наши наблюдатели со сторожевой вышки.

— Тревога, башкиры с юга подходят!

Тут же сыграли тревогу, забрались в свои бойницы, выглядывая незнакомых всадников, подъезжавших к крепости с юга. Я не мог разобрать в обросших бородами лицах ни одной знакомой черты, хотя посадка некоторых казалась подозрительно похожими на кого-то наших. Лишь после появления на поле нескольких саней, пришло понимание, это вернулся Палыч. Точно, у парней наши ружья, а тот бородач, что в крайних розвальнях, и есть наш Иван Палыч. Как-то сразу узнавались ребята, мои ученики, обросшие, грязные.

— Ура, Палыч вернулся, — я сбежал к воротам, мне уже помогали отодвинуть засовы и распахнуть створки ворот.

Половина наших ребят сбежалась встречать въезжавших в крепость воинов Палыча. Сам Иван с трудом поднялся из саней, прихрамывая на левую ногу, я побежал ему навстречу, подхватывая под руки. Скоро мы сидели в столовой, всей нашей кампанией, выслушивая похождения Палыча с ребятами в Башкирии. Как обычно, коротко, Иван рассказал о поиске наших обидчиков. Больше месяца парни искали доносчиков, отправивших письмо в Казань, губернатору. За это время сдружились со многими башкирскими бедняками, мечтавшими вырваться из прозябания у ханских отар. В отличие от русских парней, для которых выходом служил побег в Сибирь или та же армейская служба, башкир не брали в рекруты, а в Сибири их часто принимали за местных жителей и сажали в колодки, добиваясь утаенного ясака.

Находчивый Палыч, пока решал наши вопросы, навербовал полсотни молодых бедняков, поклявшихся, отслужить ему пять лет, получив после этого ружьё с патронами, коня и сто рублей серебром. Клятву все произносили на Коране, в присутствии муллы, после чего неплохо показали себя в стычках с нашими противниками. Не мудрствуя лукаво, Палыч разгромил стойбище нашего врага, захватил в плен его и всю семью. После чего спокойно кочевал по степи с пленниками, ожидая помилования из Казани, туда отправились ханские слуги с просьбой об отзыве ошибочной жалобы. Да не просто кочевал, прошёл всю степь от Уфы до предгорий Алтая, составил карту и набросал кроки. Потому и задержался, что путь в оба конца длинным оказался. Зато теперь любой из его парней сможет добраться до Алтая зимой и летом, приметы слишком заметные.

— Палыч, благодетель ты наш, — мы с Володей принялись рассказывать, как отправили Василия Фёдоровича в Охотск.

Наши действия, пусть и не согласованные заранее, дополняли друг друга, работали на общий результат. Теперь, после возвращения Ивана, мы острее почувствовали привязанность друг к другу, наше понимание и совпадение интересов. Потом Палыч долго рассказывал, как полмесяца провёл в войске Пугачева, осаждавшего Оренбург.

— Мутно всё там, странно ведёт себя Пугачёв, советники при нём непонятные, — вспоминал Иван, почёсывая заживающую рану от стрелы на ноге, — казаков при нём мало, сотни три-четыре. Остальное войско непонятный сброд. С другой стороны, попадаются дворяне, служащие самозванцу, зачем им это?

— Конечно, сам Пугачёв личность яркая, харизматичная, говорит умело, люди за ним идут. Зато организация войска отвратительная, сплошная махновщина в худшем смысле этого слова. Сыплет Емельян Иваныч направо и налево серебром, столько не награбишь в поместьях. Клад, что ли он нашёл, непонятно. Всё надуманно, казаки откровенно не верят в победу, всех прибившихся оборванцев вперёд бросают, вместо пушечного мяса. Сами в бой не ввязываются, только награбленное добро делят. Не дурак же Емельян, видит он всё это, но, ничего не делает. Хуже нашего Ельцина, прости господи.