Александр Кузнецов - Сержантиха

В нашем девчачьем взводе состояло двадцать восемь курсанток. Естественно, были группы подружек. Причём я насчитал четыре основных. Остальные девчонки дрейфовали в зависимости от настроения от одной к другой. Но явного антагонизма между ними не наблюдалось. Конфликтных ситуаций не было. Это я списал на поразительную пластичность психики. А ещё утверждают, что именно в женских коллективах есть такое явление, как «террариум единомышленников»! Да вот фиг вам! Этого как раз я не видел. Видимо, человеческие типы, склонные к психическим аномалиям, жёстко отсекались ещё на предварительных этапах. А вот в артистической и околотворческой среде, особенно в наше время, наоборот, почему-то больше всего попадается личностей с неадекватным восприятием окружающей среды.

На занятиях я познакомился с весьма необычными методиками. Все занятия были многослойными, комплексными. Например, когда отрабатывали фотографическую память, мы должны были не только пересказать текст, но и записать его дословно. Фотографии обязательно нарисовать цветными карандашами в нескольких проекциях. Рядом дать описание предполагаемого психического портрета объекта. Причём рисовать и писать мы должны не только рабочей правой, но и левой рукой.

По химии приходилось изучать не только формулы и составы, но и решать сопутствующие задачи по физике, математике или производить разбор предложений по русскому языку. Нередко сложнейшие задачи решались просто по памяти.

Лёлька рассказывала, что первый год было очень тяжело привыкать к такому плотному круглосуточному методу обучения. Мозги кипели. Учили обращать внимание на каждую незначительную деталь, мелочь. Например, инструктора и преподаватели постоянно меняли расположение макетов, наглядных пособий, допускали незначительные ошибки. А потом через неделю просили вспомнить, какой непорядок был у них в форме, каким одеколоном или ваксой для чистки сапог они пользовались.

Первое время, когда поднимали взвод по тревоге, девчата хватали свою одежду, сапоги – и приходили в ужас. Пока они спали, всю форму у них меняли местами, а рукава гимнастерок и штанины завязывали узлами так, что сразу и не развяжешь. Перемешивали содержимое тумбочек. Через некоторое время курсанты сами с одного взгляда определяли, что не в порядке. На марш-бросках каждый бежал по индивидуальному маршруту. И здесь всячески старались усложнить жизнь. Перед самым носом натягивали веревку: не успеешь заметить – лети кубарем. Особенно любили ставить ловушки-петли. Проморгал – виси вниз головой. Не заметил учебную мину – штрафные очки. Самые садистские упражнения – уход от преследования с собаками. И при этом надо уложиться в жёсткие нормативы.

В первое время приходилось в качестве наказания по два-три раза проходить маршруты. Двух одинаковых уловок не было. В конце концов, уже сам организм, устав от ошибок, начинал подсказывать курсанту правильный маршрут. Интуиция брала верх над логикой, и все просто чувствовали опасность.

В учебном процессе никаких скидок на женское начало не делали. Гоняли наравне с парнями. Мне показалось, даже сильнее. Нагрузки были просто запредельными. На мой взгляд, это делали специально. Хоть на марш-бросках, хоть в рукопашном бое, хоть на физподготовке. Наоборот. Инструктора только требовали. Быстрее, резче, сильнее. Уже руки-ноги не поднимались, тело отказывало повиноваться, а наставники нагружали ещё больше. Садизм какой-то! Это на первый взгляд рафинированного интеллигента.

Но только в такие моменты, когда человек, собрав волю в кулак, продолжает выполнять задание, и происходит приращение необходимых качеств и умений. Не только в физическом плане, но и в моральном, и в психологическом. Самое главное, что в таких закритических нагрузках и выплывает на поверхность со дна то, что в народе называют неадекватностью. К счастью, несмотря на все усилия инструкторов, девочки из нашего взвода не сломались. Нам же с Лёлькой было легче. Мы работали вдвоём.

Постепенно я научился слышать Лёльку и соответствовать её прежнему привычному для окружающих образу. По крайней мере, мне так казалось. Признаться, всё равно находились поводы для Лёльки, чтобы с меня снимать стружку. А главное, было бы за что? Вот посудите сами. Наш дружный девчачий взвод юных курсанток, как и положено, направился в баню. А что мне оставалось делать? Тем более, Лёлька любила париться. А лично для меня сбылась мечта идиота – оказаться в бане в женский день. Разумеется, находясь в нежном девичьем теле, я так или иначе принял на себя не только физиологический аспект, но и психологический.

Вот только сознание-то у меня всё равно оставалось кондово мужским! Грубым и варварским. И никуда от этого не деться. Не скрою, вот такой я фундаментальный ортодокс. Понятно, что явных реакций половозрелого самца у меня по утрам не наблюдалось, но сны эротические мучили почти каждую ночь. Ведь вокруг сладко посапывали красавицы, спортсменки, комсомолки, осназовки. Всё пространство в женской половине казармы было просто перенасыщено энергиями здоровья и грёзами о вечной и долгой любви. И как я полагаю, мои эротические галлюцинации самым мистическим образом накладывались на Лёлькины любовные фантазии.

Хотя она с возмущением открещивалась ото всех моих обвинений на данную тему. На мой взгляд, довольно неубедительно. Мол, никакого животного подхода к этому вопросу и в мыслях у неё не было. Я же сам убеждался по своему телу, что у девчонок хоть и не так заметно, как у нас, но всё же специфические проявления в некоторых частях тела отмечались. Здесь я не мог не вспомнить замечательную банную сцену из прекрасного фильма «А зори здесь тихие». А теперь мне пришлось это не только увидеть, но и прочувствовать. Понятно, что и в казарме я кое-что видел. Даже девчонкам помогал лифчики застегивать. Приходилось принимать участие в разговорах на сугубо интимную тему. За что потом меня Лёлька обсмеивала с ног до головы, да ещё с выворачиванием мехом внутрь.

Ещё с нами пошли наша грозная старшина Егорова и куратор Принцесса. Когда я последним разделся в предбаннике, и, не дыша, в прямом смысле этого просочился без мыла в… Одним словом, туда, где было много обнаженных девчонок… Чистых, непорочных, наивных, светлых, открытых… Когда я увидел всю эту красоту в таком огромном количестве, то мне стало по настоящему плохо. Я даже на лавочку присел. Голова кружилась, во рту пересохло. Лёлька злорадствовала.

«Хиляк. Доходяга. Можно подумать, обнаженных женщин не видел. Смотрите, какой девственник к нам пришел!» – начала ерничать Лёлька.

– Ты, чего Лёль! Здесь такое!

А вслух только и смог сказать с восхищением: