Алексей Сидоренко - Последний шанс

Вернулся я прямо в номер, решив, что лишние прыжки ни к чему. Да и уборка номера наверняка закончилась пару часов назад.

Завалившись на кровать, я почувствовал себя выжатым лимоном. Хотя встреча, надо сказать, удалась. Даже лучше, чем можно было ожидать. Видимо, запланированный и очень к месту удавшийся трюк с доставкой чая очень помог. Сказался эффект прерванной встречи. Есть такой психологический момент, хорошо известный в наше время. Если новые друг другу люди расстанутся хоть на минуту, а потом увидятся снова, то психологически они уже не воспринимают друг друга за полного чужака.

Особенно мне понравилось, что Сталин не стал задавать никаких вопросов относительно будущего, хотя было видно, что ему очень хотелось. Сейчас же проверенная информация от меня автоматически расставит все на свои места. Пусть он даже и не поверит мне, на это глупо пока было бы рассчитывать, но ее подтверждение заставит его отнестись к моим словам серьезнее. А после череды еще нескольких проверок, придет и доверие.

Но ох как нелегко будет мне с ним. Его аж передернуло, когда я дал понять, что не волнуюсь за возможный арест. Интересно, а хвост ко мне уже приставили, или пока еще нет? И стоит ли мне сходить прогуляться по Москве, или лучше пока посидеть взаперти? Не хочется мне ничего провоцировать, о чем потом придется сожалеть.

Пожалуй, лучше остаться и подумать над планом. Разумеется, мысли у меня на этот счет крутились постоянно, но вот времени привести их в порядок пока не было.

А как там, интересно, сейчас развиваются события? Ведь не мог Сталин оставить информацию без проверки. Кому он это поручит? Ягоде? Вряд ли. Судя по тому, что я читал, он уже Ягоду недолюбливает и собирается сменить на Ежова. А вот этого лучше не допускать. Натворит таких дел, что не расплюешься. Впрочем, вопрос пока терпит. Но тогда кто будет проверять? Основная информация касается международных событий. А это компетенция НКИДа или ИНО.

Я не угадал. Расставшись со мной, Сталин вызвал Поскребышева и отменил встречу с Ворошиловым, но вызывать никого не стал. Он и сам был прекрасным аналитиком, а учитывая, что объем поступающей к нему со всех сторон информации был на порядок больше, чем у кого-либо другого, то и качество анализа было наилучшим из всех возможных. Как правило, Сталин любил выслушивать различных людей, прежде чем принимал какое-либо решение, но этот случай был настолько необычным, что он решил подождать. В конце концов все указанные события должны были произойти в течение всего нескольких дней, время терпело. Более того, сокрытие информации сейчас давало ему лично дополнительные козыри. В нужное время можно было позвонить в соответствующий комиссариат и поинтересоваться, что известно по такому-то поводу. При этом дать понять. Что он лично необходимой информацией уже располагает. Пусть потом дергаются и гадают. Кто именно еще поработал на "их поляне", да еще быстрее и эффективнее. Эта мысль настолько понравилась Сталину, что он даже улыбнулся.

Но два вопроса все же стоило решить немедленно. Во-первых, он позвонил Ягоде и попросил проследить за поведением некоего Сидорова ванна Петровича, остановившегося в "Национале" в номере 243. Внимание должно быть крайне ненавязчивым. Любое недружелюбие, как и вообще общение с "клиентом", тоже. Докладывать обо всех контактах и передвижениях указанного лица ему лично ежедневно. Ягода мало что понял. но отрапортовал, что все будет сделано в лучшем виде.

- Если этот человек-феномен, назвавшийся Сидоровым, а в том, что это не более, чем абстрактное имя, Сталин не сомневался, не совсем идиот, то даже заметив внимание к своей персоне, ничего предпринимать необычного не будет. Иначе он бы и мне не сказал о своем местоположении, - подумал Сталин и сделал второй звонок.

На этот раз он был в НКИД. Сталин нейтрально поинтересовался новостями на фронте международной политики, отметил про себя, что нарком ничего не сказал про готовящийся к подписанию договор по КВЖД, и попросил передать в посольство в Германии его личную просьбу внимательно отслеживать все выступления Гитлера и немедленно ему сообщать их подробное содержание. Высказанная в таком виде просьба особого удивления у Литвинова не вызвала, что вполне устроило Вождя.

Закончив с разговорами, Сталин снова положил перед собой мое письмо и стал размышлять над тем, кому именно могла быть известна та или иная информация.

- По первому пункту есть два нюанса, - думал Сталин. - С одной стороны, вопрос тянется так долго, что о переговорах СССР и Японии по этому поводу известно многим. Занимается им аппарат НКИД и наше посольство в Токио. Но вот о том, что переговоры практически завершены и послезавтра ожидается официальное подписание договора, знают немногие. И все они именно из аппарата НКИД. Даже ИНО такой точной информацией не располагает. Не случайно даже сейчас в разговоре Литвинов ничего не сказал. То ли спугнуть боится, то ли придерживает информацию, чтобы сразу предстать победителем. Хотя какая уж тут победа. СССР был вынужден пойти на столь значительные уступки, что скорее речь идет о почетной сдаче позиций, чем о победе. Есть, правда, вероятность того, что утечка идет с японской стороны, но это еще более странно. Сами японцы слили информацию? Маловероятно, учитывая наши с ними отношения.

- Второй вопрос также может быть известен НКИД, но опять вызывает сомнение точность даты.

- По третьему вопросу все еще более странно. Если первые два хотя бы могут быть утечкой уже принятых решений, то переговоры между Францией, Италией и Британией по моим данным еще далеки от завершения. Да, все они боятся усиления Германии, но противоречий между ними больше, чем согласия. Или меня намеренно неправильно информируют, - подумал Сталин и отложил себе этот вопрос на память.

- Итак, я почти уверен, что такой информацией в СССР не обладает никто. Даже если она правдива, то это явный след к разведке одной из указанных стран. И все сказанное может оказаться дезинформацией. Но какой прок от дезинформации, если правда станет известна уже через два дня? Нет, здесь явно что-то иное.

- Кто-то новый вышел на контакт?

- Четвертый пункт вообще странный. Информацией такого рода может обладать лишь сам Гитлер, те, кто писал ему тезисы для речи или крайне узкий круг его самого близкого окружения. Хотя он вообще непредсказуемый оратор и очень часто срывается на импровизации. Даже предположить не могу, от кого могла поступить такая информация.

Сталин попробовал представить себя на месте Гитлера. Как он знал, тот, как и сам Сталин, всегда свои речи готовил собственноручно, обращаясь к экспертам лишь за конкретной требуемой информацией. Не складывалось. Вполне могло быть, что при подготовке выступления Гитлер советовался с кем-то и даже обсуждал общие идеи и тезисы будущей речи. Но вот что конкретно и в какой форме будет произнесено, кроме него самого уверенно не мог знать никто. И в этой связи уверенность Сидорова просто поражала. Фраза не содержала даже намека на возможность ошибки.