Олег Измеров - Стройки Империи

— Дома свиданий? — непринужденно спросил он. — Make love, not war?

Соня хихикнула.

— Это очень просто, — ответила она. — Это гастроном, общепит, рембытсервис и универмаг.

— Элементарно. Как я сразу не догадался? Четыре девушки и "Металлург".

— Ой, смотрите! — воскликнула Соня.

Навстречу им по аллее Металлургов катил элегантный желтый спорткар в стиле концептов Луиджи Сегре. Изящные стремительные очертания, панорамное стекло, фары, закрытые плексигласовыми обтекателями придавали какую-то женственность. Размером это чудо дизайна было примерно с "Запорожец" и тарахтело инвалидным движком. Машина остановилась у тротуара возле "Любавы", из нее вышел парень в бурой нейлоновой куртке и направился к стеклянным дверям.

— Самодельная, — прокомментировал Вочинников. — Парень один с Макаронки сварганил, четыре года возился. Талант, художник.

— Это надо заснять! — Виктор вытащил из куртки кожаный футляр. — Меня вот как раз сегодня за найденную бомбу премировали.

— Кстати, — уцепился журналист, — как вы ее нашли?

— Случайно. Ничего интересного. Каждый советский человек поступил бы также. Вот те, кто ее обезвреживал — это да, это герои, о них писать надо.

— Слушай, сними меня на фоне этой машины! — Соня потащила Виктора через дорогу.

— Нет проблем. Жаль, что пленка черно-белая.

Она грациозно стала перед дверцей, чуть выставив вперед правую ногу. Виктор несколько раз щелкнул, на всякий случай с разной диафрагмой. К этим местным пленкам надо еще приноровиться.

— Знаете, мне надо торопиться, — сказал подошедший журналист. — Провентилировать, как там мой фельетон про подснежников.

— А райком что, тему про подснежников разрешил?

— Райком эту тему поднял. Завод оформляет оформителей на рабочую сетку, они слабо загружены. А можно было их объединить в артель и перевести на хозрасчет.

— Да, есть еще у нас, так сказать... Резервы экономии. Ежели в нужном ключе, то освещать важно.

— Виктор Сергеевич, вы не пробовали писать фельетоны?

— Нет. Разве теперь это обязательно?

— Профорг вам еще об этом не сказал? Шучу, конечно. Слушайте, как вы смотрите на то, чтобы договориться еще встретиться, и вы мне подробней расскажете об этом музыкальном эксперименте?

— Положительно. Созвонимся.

— Прекрасно. Телефон редакции в справочнике, и городском и внутреннем. Да, зачем вам тратиться на проявку? Заходите в редакцию, обработаем профессионально. Что надо, и карточки сделаем, и пленки отмотаем, у нас есть специальная, с мелким зерном. А взамен вы дадите опубликовать то, что у вас хорошо получилось.

— Такая щедрость за счет народа?

— Бросьте. Мы просто стимулируем рабкоров и фотокоров. Гонорары у нас маленькие, а пленкой — можем. Идет? До скорого!

— Ты молодец, — зашептала ему Соня, ухватив за рукав, — он заинтересовался. Леонид Сергеевич часто печатается в "Брянском рабочем" и "Брянском комсомольце", и хорошо знаком с Клименко, а он вращается в обкоме, и, главное, собкор ТАСС. Так мы можем вытащить наш коллектив в центральную прессу. Сейчас много битловых коллективов. Он поможет выделиться...

"Как-то уж очень щедро в этом мире расчета и экономии", подумал Виктор, глядя на удаляющуюся фигуру Вочинникова. "Что он хочет? Селфи на фоне статуи сталевара? А он не может быть приставлен от УГБ? Фотоаппарат от УГБ, теперь и контроль, чего на него снимают. Да и вообще журналист — прекрасная легенда для встреч и ведения разных бесед. Похоже на то..."

19. Двухэтажная Россия.

— А как у тебя с паспортом? — спросила Соня, когда они с сумками продуктов вышли из "Услады". — Продвигается?

— Нашли.

— Как нашли?

"Она была уверена, что не найдут? Хотя — кто был уверен в обратном? Не надо быть слишком подозрительным."

— Через милицию.

— Он с тобой? Глянуть можно?

Виктор протянул картонную книжечку. Соня быстро перелистала страницы, чуть задержавшись на страницах "Семейное положение".

— А... а что было в предыдущем паспорте?

— Когда я этим поинтересовался, мне очень вежливо намекнули, что у меня нет никаких причин этим интересоваться.

— Даже так... Пошли на "шестнадцатый". Он идет почти до эконома.

— Едем до Почтовой?

— Едем к тебе, — удивленно произнесла она. — Ты стесняешься своей квартиры? Или я не вовремя?

— Не, ну что ты... Я просто задумался о работе. Извини.

"Ну, Соня вне подозрений... А почему вне подозрений? Потому что ни одна здешняя спецслужба не могла так быстро засечь мое появление, изучить, подготовить сцену под дождем и вообще... Хотя стоп. Все это верно, если ЦРУ не знало заранее. А в реальности-38 знало. Собственно, и в реальности-18. В реальности-98 вроде как я сам спалился с файлами из будущего, но ЦРУ явно этого ждало. То-есть, где-то пятьдесят на пятьдесят, что меня тут могли ждать и готовиться. И даже подготовить отвлекающую операцию с Ликой, как с малоценным агентом. Что в пользу этой версии? Ничего. Ничего кроме того, что у меня квалифицированно уплыли мобильник и симка. Что я могу сделать? Ничего, кроме естественного поведения и наблюдательности."

К остановке подрулил новенький желтый "ЛАЗ" — странный, угловатый, с тремя дверьми, огромными, как у какой-нибудь нынешней "Сетры", лобовыми стеклами и квадратным скворечником номера на крыше. "Опытный какой-нибудь", — подумал Виктор.

Народ рванулся в раскрытые двери занимать места; Виктору и Соне не досталось, и они стали в проходе, впереди торчавшей между двумя встречными сиденьями кассы, к которой все время просили передавать полтинники.

Ново-Советская все еще была местом для неспешного движения. По левой стороне тянулись знакомые Виктору благообразные сталинские двухэтажки с палисадами; пустырь по правой вплоть до Литейной был загорожен посеревшими от дождей заборами, из-за которых высовывались краны, железобетонные остовы, кучи балок и арматуры; выглядывавшая из ворот земля была размешана колесами самосвалов.

— Здесь будет МЦОТ, межведомственный центр оздоровления трудящихся, — щебетала Соня. — Поликлиники восьми заводов, кроме Камвольного. А здесь, вон, видишь, колонны уже возводят? Это МДКОТиЦМ. Межзаводской дворец культуры и отдыха трудящихся и центр молодежи. Сюда переселят БПиМК из сарая в ЦПКиО что за ДК БМЗ.

— Что переселят?

— Планетарий. А ты знаешь, какой тут зал будет?

Автобус, вздохнув, остановился на перекрестке с Литейной. Виктора вдруг словно током ударило: вместо привычных с детства хрущевских кирпичных и панельных пятиэтажек в сторону Литейной тянулась плотная застройка панельного двухэтажного таунхауса. Зеленые, желтые, красные и синие квадраты квартир разбивали длинные панельные зигзаги и меандры; широкие окна, не разделенные на рамы, напомнили Виктору о финских домиках. Автобус тронулся; мимо окна проплыли узкие дворы, с разноцветными полотнищами белья на веревках, с молодыми яблонями и клумбами в палисадниках; среди них виднелись турники, детские качельки и песочницы. Из двухэтажного океана росли трехэтажки школ и магазинов. Таунхаус, как разлившаяся река, затопил место панельных и каменных пятиэтажек до Дружбы, место серых хрущевских двухэтажек и площадь, занятую в бытность Виктора стандартными частными домами. Таунхаус осреднил это многообразие милым скромным бытом рабочего поселка.