Анатолий Дроздов - Реваншист. Часть первая (СИ)

— А это точно милиция? — поинтересовалась жена. Ревнует она меня, куда денешься?

— Если приедешь вовремя, увидишь милицейскую машину, — сказал я.

Лиля приехала. Я ждал у подъезда, когда она появилась. Тут же покатили и «Жигули» в милицейской расцветке. Все тот же лейтенант Синельников выскочил из автомобиля и отдал мне честь.

— Жди меня, и я вернусь, — сообщил я Лиле и полез в салон.

Синельников отвез меня на Толбухина в ресторан «Каменный цветок». Не поскупились милицейские начальники! Самый престижный ресторан в Минске и самый дорогой. Единственное место в городе, где имеется варьете. Места за столиками заказывают за месяц. Хотя для генерала МВД это, наверное, не вопрос.

Храмой встретил меня у дверей и проводил за столик. Дюжий при моем появлении встал. Мы обменялись рукопожатиями. Оба офицера были в штатском. Оно и понятно. В форме милиция в общественных местах не пьет. Мы расселись.

— Наливай! — приказал Дюжев Храмому. — У тебя рука легкая.

Подполковник свернул пробку с бутылки. Водка. Другого напитка милиция не признает. Коньяк в ее представлении пьют аристократы и дегенераты. Вино… Даже не смешно. После того, как рюмки наполнили, Дюжев поднял свою.

— За вас, Сергей Александрович! За ваш писательский и целительский талант!

— Стоп! — прервал я. — Насчет писательского согласен, а вот целительский отставим. То, что мой тезка поправился, не моя заслуга. Случайность.

— Не скажите! — не согласился генерал. — Мне Игорь рассказывал, как вы Ирину успокоили, а потом с сыном разговаривали. У него мурашки по коже ползли.

— Так было нужно, — объяснил я. — Способствует восприятию внушения. Меня этому обучили в армии. Спецназ ГРУ. При допросе «языка» требуется быть убедительным.

— Вот как! — покрутил головой генерал. Пусть крутит. Уличить меня во лжи не возможно. Силовые ведомства в СССР разобщены. Повсюду параноидальная секретность. Никто не знает, чем занимаются «соседи». Так что можно нести любой бред.

— Ладно, — продолжил генерал. — Скажем по-другому. Вас попросили, вы откликнулись. Сделали, что смогли. Результат есть. За это и выпьем Согласны?

Я кивнул, и мы чокнулись. Затем закусили. Игорь разлил вновь. Официант притащил горячее. По моему предложению выпили за здоровье Сережи Храмого. Чтобы не болел и рос умным. Затем за женщин — стоя, разумеется. За мужчин — тех, у кого служба и опасна и трудна, естественно. Застолье набирало обороты. Генерал отдавался ему с удовольствием, а вот подполковника что-то мучило. В конце концов, он не выдержал и спросил:

— Сергей Александрович, вы говорили, что были там, — он указал на потолок. — Что это означает?

Дюжев заинтересовался и, положив вилку, уставился на меня. Серые глаза будто выворачивали наизнанку. Сыскарь, точно. И что ответить? Дернуло же меня откровенничать!

— Я пережил клиническую смерть.

Генерал с подполковником переглянулись. А что, не вру. Почти.

— На учениях я был ранен осколками близко разорвавшейся гранаты. Меня перевязали и отвезли в госпиталь. Там отнесли в операционную. И в этот момент у меня остановилась сердце…

Это ложь, но наживку они уже проглотили.

— Я отделился от тела, воспарил под потолок и увидел себя, лежащего на столе. Врач делал мне массаж сердца. Я наблюдал за этим сверху, и мне было совершенно все равно, выживу или нет. Затем меня вынесло в соседнюю комнату. Там стояли шкафы. На одном из них сверху лежал плакат с рисунками о правилах оказания экстренной помощи. Он был прорван посередине, видимо, поэтому его и сняли. Позже, когда я стал ходить, то нашел этот плакат. Чтобы его рассмотреть, мне пришлось встать на стул — шкаф высокий…

Я замолчал.

— Дальше! — поторопил подполковник.

— А потом меня втянуло в тоннель. В нем было темно. Я чувствовал, что меня куда-то несет. Затем вдали показался свет. Он приближался, меня вынесло из тоннеля, и яркий свет окружил меня. Я почувствовал умиротворение. Передо мной предстало светящееся существо. Оно сообщило, что мне еще рано на небеса. Что я должен вернуться и продолжить жить… — вдохновенно врал я. А что? Книга Моуди «Жизнь после жизни» в СССР пока не издана. Она противоречит единственно верному марксистско-ленинскому учению. Переведут еще не скоро. — В общем, так, Петр Фомич и Игорь Вячеславович. Бог есть, и посмертная жизнь — тоже. Только она разная для каждого. Зависит от того, как вели себя здесь.

— А именно? — поинтересовался Храмой.

— Ничего особенного, — ответил я. — Там не любят самоубийц. А также предателей, подлецов, завистников. Тоже, что и мы. В Библии есть заповеди. Там все написано.

— М-да! — почесал Дюжий затылок. — Похожее я от матери слышал. И от бабушки. А если разные люди, не знающие друг друга, говорят одно и тоже, то это правда. Это я вам как старый сыскарь говорю. Во что, Сергей Александрович! То, что вы сделали для нас, не забудется. Слово генерала. Понадобимся, обращайтесь! — он сунул мне листок с номерами телефонов.

— Спасибо! — поблагодарил я, сунув листок в карман.

— Вам спасибо! — сказал генерал и поднял рюмку. — Ну, за правильную жизнь?..

Домой меня привезли в виде мебели. Я не учел, с кем сел за стол. Вернее, забыл. В том времени я знал: не умеющие пить в милиции не служат. Как-то в одной из командировок меня отвезли в поселок на милицейскую операцию. Она прошла успешно. Это потребовалось отметить. В поселке имелся спиртовой завод. Участковый сбегал и принес трехлитровую банку спирта «Прима». Они с сопровождавшими меня милиционерами выпили по стакану. После чего капитан-гаишник сел за руль и отвез меня в райцентр. Машину он вел уверенно. Если бы я махнул стакан спирта, то оказался бы в кювете…

Синельников и Храмой сдали меня на руки жене. После чего я узнал, что она думает о советской милиции. Мои спутники этого не услышали, поскольку спешно отбыли. Меня раздели и уложили на диване. Тащить благоухающего перегаром мужа в постель Лиля не захотела. Я, впрочем, и не настаивал, поскольку сразу уснул.

В марте я забрал Лилю с завода. А вот нечего ей там делать! Денег у нас более, чем тратим, а о стаже для пенсии можно не волноваться: 22 года всего. Побудет домохозяйкой — в СССР не возбраняется. Правда, если есть дети. Теоретически Лилю могли признать тунеядкой. Но для этого ее нужно выявить. Милиции, что больше заняться нечем? А если и выявит, я знаю одного генерала… Лиля без пяти минут член Союза писателей. «Маладосць» опубликовала подборку ее стихов, секция поэзии рекомендовала к изданию сборник. В будущем году книга выйдет, после чего одним официальным поэтом в БССР станет больше.

Работа над романом летела. После завтрака я диктовал, Лиля печатала. Ежедневная норма в десять страниц набиралась быстро. После обеда мы правили текст и откладывали странички для машинистки. Незачем тратить время на тупую работу. У нас что, нечем заплатить? К тому же редакции и журналы требуют первый экземпляр. Два-три раза отстукивать одно и то же? Нефиг, нефиг. Лучше проведем это время с пользой.