Лев Прозоров - Перуну слава! Коловрат против звезды

Рогволод очнулся.

Потрескивали угли в лушнике. Вместе с ними потрескивала и голова – но терпимо, надвое расседаться не собиралась. Пошевелил руками, ногами – цел. На левой, щитовой, ноге – лубок, ребра туго спеленуты, на лбу – влажная тряпица. Одежды нет, до шеи прикрыт косматым медведном.

На лавке напротив сидит молодой парень в стеганке-поддоспешнике незнакомого покроя, но меч, на который опирается, – киевской ковки. Узколицый, как русин. Но не русин. Даже в мерцании лушника видно, что тыльные стороны ладоней – без знаменитых русских наколок, да и голова, остриженная в кружок, а не обритая вокруг длинной пряди на темени, о чём-то да говорит.

В плену?

Какой-то странный плен… или русины решили взять за него выкуп? Ну… удачи, что ещё скажешь – вряд ли вече Полотеска будет щедро на выкуп за молодого князя, только в том году пришедшего из-за моря в свою волость и в первом же походе так бездарно проигравшего.

Тут князь понимает, что сидящий на лавке не спит и смотрит на него. Мелькает запоздалая мысль – не выдавать, что проснулся – и пропадает. Поздно, страж уже заметил.

Голорукий встаёт на ноги.

– Очнулся? Добро, сейчас княгиню позову…

Княгиню? Какую княгиню, почему княгиню?

– Постой… – приподнимает руку, лежащую поверх медведна, Рогволод. – Ты ведь не русин?

Голорукий хмыкает. Мол, молодец, глаза есть, а дальше-то что?

– А кто? – допытывается князь.

– Вятич, – хмуро отзывается страж.

– Вятич… – да, он слышал об этом народе, даннике Хазарии, соседе самых восточных выселок кривичей. – Слушай, что с моими людьми? И я тут кто – пленник?

– Князь всё скажет, – вятич поворачивается к двери. Экий молчун.

– Погоди. Князь скажет. А я с тобой поговорить хочу.

– Я – гридин. Больше, чем князь, не скажу, – хмурится вятич.

– А я не про князя. Я про тебя хочу спросить. Вот ты – ты не русин. Почему их князю служишь?

Вятич долго молчит, потом неожиданно улыбается.

– А всё равно про князя выходит. Поговоришь с ним – сам поймёшь. Не дурак.

С тем и покидает тесную клетушку, где лежит Рогволод.

Вот и поговори с ним…

Однако вместо князя появляется девушка, то есть не девушка – женщина, совсем молодая, с парой служанок – не иначе та самая княгиня. При виде узоров на одежде и украшений брови у полочанина поползли на лоб. Варяженка… из знатных… хм, и вроде из укров [25]. Без лишних слов вцепляется тонкими, но сильными пальцами в медведно и, к смятению, почти ужасу Рогволода, скидывает его прочь.

Ещё она левша. Плащ лежит на правом плече. Верный признак отмеченных д у хами, вот только на худое или на доброе – в каждой деревне свой толк.

Придирчиво осматривает повязки. В бок тычет пальцем, спрашивая, где больно, а где нет. Осматривает левую руку, вертит, гнёт пальцы. Опять спрашивает – больно ли. Служанка подносит Рогволоду корец с медвяно пахнущим отваром.

Через порог, хоронясь за косяками, в клеть заглядывают двое мальцов лет пяти. Двойняшки. Рогволод пытается незаметно подмигнуть им – и невольно выдаёт. Служанки тут же изгоняют мальчишек – величая тех, впрочем, без особого почтения, княжичами – вон.

Пользуясь отлучкой служанок, полочанин пытается заговорить с княгиней:

– Госпожа… прости, что спрашиваю – ты не дочь ли Накону укру?

– А что, коли и так? – усмехается она, пристально глядя в глаза. – Да, я Предслава [26], дочь Накона, из рода князей укров. Жена великого князя киевского и всея Руси Святослава – запомни уж и это, князь Рогволод. А что, не знал, кого в Смоленске обложил?

– По чести сказать, и не думал о таком… – пожимает плечами Рогволод – бок тут же отзывается болью, а тонкие холодные пальцы чувствительно шлёпают по пошевелившемуся плечу.

– Не ерзай зря. Спи лучше.

– Княгиня, – морщится полочанин. – Я тут кто? Полоняник или гость?

Предслава, дочь Накона, оборачивается уже от дверей.

– Для меня ты сейчас раненый Рогволод из Полотеска. Чему ты улыбаешься?

– Да хотел спросить, не найдётся ль у тебя дочери, выдать за моего первенца.

Княгиня качает головою со скрытой гордостью.

– У меня только сыновья, князь Рогволод.

– Значит, надо будет просватать за одного из них дочку, как народится… – бормочет, уже засыпая, князь Полотеска.

На следующее утро ему приносят поесть – мясную похлёбку. Приносит служанка, одна из тех, что вчера приходили с княгиней. Вместе с нею приходит Бутрим – живой, невредимый. И, по его словам, не больно-то ущемлённый и в воле.

Меч всяко на поясе.

Как говорит воевода, полочан пока держат в долгих домах-беседах при днепровской пристани. Вчера доедали, что с собою было. Нынче прикатили котлы, развели под ними огонь и кормят кашею. С литвинами чуть до сечи всё же не дошло: сперва оба вожака, и Явтивил, и Довгерд, заявили киевскому князю, которым оказался вождь русинов, что они побитому им Рогволоду только союзники, и уговор его их не касается. Тем паче не будут они отдавать добытое в походе.

Отдать всё же отдали, хоть и не всё. Киевский князь долго с ними толковал, после чего старший, Довгерд, со своими людьми уехал обратно, в литовские леса. А вот Явтивил, молодой, остался. Впрочем, его дружина убыла и без сечи – двое нарвались на поединки и были зарублены. Добро ещё соплеменники признали, что всё было честью. Да для литвы такое не в диковину, они и меж собою ещё троих зарубили. Да четверо, разругавшись с Явтивилом, уехали догонять Довгердову дружину – зато прибыло пятеро довгердовых, с полдороги решивших воротиться. Вот и пойми. Беспокойный народ.

За разговором всё же приглядывал дружинник – не давешний вятич, а настоящий русин тех же редкоусых лет, хоть и неприятно, для Рогволода, высокого роста. В клеть не входил, но и их с Бутримом из виду не терял, маячил в дверях. Так он, Рогволод, гость или пленник? Надо выяснить это окончательно.

Рогволод отмахнулся от плошки с похлебкой, что держала в руках послушно дождавшаяся конца разговора между князем и воеводой служанка.

– Русин, – окликнул полочанин стоящего в дверях дружинника.

– Моё имя Икмор, князь Рогволод, – с полуулыбкой отвечал тот, глядя жёлтыми глазами.

– Икмор, великий князь Святослав когда завтракает?

– Сейчас, – не ждал такого вопроса, но вида почти не показал. Только в глазах желтых удивление мелькнуло.

– Я хочу завтракать с ним, – князь-полочанин осторожно приподнимается, усаживаясь в постели. – Добудь какие-нибудь штаны, а?

Всё же какое-то утешение – ошеломлять других…

Пусть даже и тех, кто ошеломил тебя в самом прямом смысле – оглушил ударом по шелому…

Штаны находятся скоро, и Рогволод, подпираемый под правую руку Бутримом, а под левую – Икмором, покидает клеть, пропахшую его потом.