Роберт Шмидт - Метро 2033: Бездна

— … за информацию, — закончил Учитель.

Он ее подловил. Такая же была из нее стал керша, как из него — парень. Хватит и одного взгляда, чтобы раскусить ее, как крысиную полутушку. В каналах мало кто заботился о гигиене, но эта девушка была исключительно запущенной. Волосы ее выглядели как вырыганный котокатом колтун. А судя по голоду в лихорадочно блестящих глазах и явному слюноотделению, бродила она по окрестностям пару-тройку дней. Он не знал, почему ей пришлось покинуть свой анклав, и не хотел об этом спрашивать. Подозревал, что дело могло оказаться в слишком липких ручонках. Однако он не особо об этом задумывался. Девчонка была местной, а потому Учитель намеревался выжать из нее все, что может оказаться полезным, чтобы распланировать дальнейший путь.

— За информацию? — растерянно повторила она.

Помнящий кивнул.

— Сядем, поедим, поболтаем, а потом каждый пойдет своей дорогой. Подходит?

— А то, — ощерила она мелкие зубки, протягивая руку за обещанным куском мяса.

— Присядем, — повторил он.

Было довольно рано, место располагалось на отшибе, потому никто не мог им помешать. Он дал знак Немому, попросив поставить сигнализаторы в зеленой позиции. Если кто-то захочет к ним присоединиться, они узнают об этом с некоторым опережением.

— Как тебя зовут? — спросил Учитель, когда девушка закончила есть — вернее, жрать, поскольку заглотила протянутый ей кусок мяса за несколько секунд, вырывая из него куски и давясь ими.

— Искра.

— Даже подходит, ты ведь рыжая, да? — он прищурился, пытаясь понять, какой цвет у ее волос на самом деле. — Да и мечешься, словно из огня выпала. И погаснешь настолько же быстро из-за своего несдержанного язычка.

Она взглянула на него с сожалением.

— Ты что, издеваешься, дед? Я зовусь как самолет. Самолет, сечешь? Пэ-зет-эль-тэ-эс-одиннадцать! [3] PZL TS-11 Iskra — польский двухместный реактивный учебно-тренировочный самолет, первый польский реактивный самолет. Папаша был маньяком авиации. Всех нас поназывал по тем дурацким машинам. Моя сестра — Вильга [4] PZL-104 Wilga — польский учебно-спортивный самолет. , а брат — Цикач.

— Цикач? — удивился Учитель. — Я в жизни не слышал о таком самолете [5] D-l Cykacz — первый польский спортивный самолет, созданный после Первой мировой войны; первый полет состоялся в 1925 году. .

— Потому что не только старый, но и глупый, — выпалила она, посмеиваясь себе под нос.

— Скажи лучше, откуда ты, — Помнящий сменил тему, чтобы не вступать в очередной пустой спор.

— Из анклава Ветерана, — ответила она, протягивая к нему жирную ладошку.

Он отрезал еще один кусок, на этот раз — больший, и бросил его девушке. Испеченная над настоящими углями ветчина из шарика тотчас отправилась в рот. Искра замолчала.

«Анклав Ветерана…». Помнящий слышал об этом месте, хотя никогда там не был. Какой-то солдат осел на куске сточного канала, что заканчивался у Щитницкого моста, и брал налог со всех товаров, доставляемых через это место в подземелье. Эльдорадо закончилось, когда на поверхности не осталось ценных вещей, а на окрестной территории сделалось слишком опасно. Поток доходов начал иссякать даже быстрее, чем река поблизости. Наследники умершего солдата не могли похвастаться серьезными успехами. Анклав их обнищал куда сильнее соседских, чьи обитатели куда раньше научились, что нельзя ничего достичь без тяжелого труда. Но это все оставалось сущими пустяками рядом с проблемами, с какими люди Ветерана столкнулись буквально недавно.

— И отчего ты оттуда сбежала? — спросил он.

Девушка снова протянула к нему руку, но он покачал головой, закрыв мясо тряпочкой.

— Давай, чувак, ты обещал, — настаивала девушка.

— Хватит с тебя, съешь больше — лопнешь, — ответил он, но, увидав ее выражение лица, сразу же добавил: — Получишь остальное, когда ответишь на мои вопросы. Слово.

— Ага, получу — разве что в морду… — буркнула искра, но руку убрала и принялась слизывать жир, покрывающий тоненькие, словно палочки, пальцы.

— Говори.

— А что говорить. Лектерцы.

— Что — «лектецы»? — воспоминание о каннибалах заставило Помнящего напрячься.

— Как это — что? — девчонка глянула на него внимательно. — Ты что, ничего не знаешь, дед?

Он не стал отрицать, поскольку было это бессмысленно.

— Говори.

— Мясо, — она требовательно протянула руку.

Он покачал головой. Обернутый в тряпочку кусок спрятался назад в рюкзак.

— В первом же анклаве на дороге я все узнаю даром и безо всяких расходов, — заявил он, потянувшись к замку.

— Эй, дед, расслабься! Не будь таким жмотом! — прикрикнула она, однако тут же успокоилась, — Ладно, что ты хочешь знать?

— Так что там с лектерцами?

— С чего бы начать…

— Лучше — сначала.

— Хм… Ну… Но…

— Давай покороче.

— Покороче ситуация выглядит так. Лектерцы пригласили на гриль очень важного архиепископа, который как раз ходил в паломничество в ближайшие анклавы.

«Пригласили на гриль», прекрасный эвфемизм…

— И зачем это он полез за Одер?

— Дед, ты меня вообще не слушаешь. Они его цапнули на нашей стороне. В главном офисе между анклавами.

— Гонишь? Каннибалов нет по эту сторону Старого Одера.

Она издевательски хохотнула.

— Да где ты двадцать лет был, дед…

— Перестань меня так называть.

— Почему? Мужик, да ты наверняка старше большей части деревьев и некоторых камней.

— Вернемся к теме, — нахмурился Помнящий. Он уже давно понял, что переговорить соплячку без рукоприкладства не удастся, а опускаться до такого он не хотел. — Откуда уверенность, что это действительно были каннибалы?

— Хотя бы оттуда, что все представление случилось на месте, а тот осутаненный сын ублюдка и сифилитической укунсы был таким жирным, что они и ввосьмером не сумели объесть его до конца, — пояснила Искра, повеселев.

Учитель потер нос. Он не верил собственным ушам. Каким чудом людоеды преодолели реку? Создания, обитавшие на мелководье и в окружающих его трясинах, были раз в сто ядовитей и прожорливей, чем твари, таящиеся среди руин.

Лектерцы. Так — по сути-то, насмешливо — называли некогда людей с далеких предместий, которые первыми на собственной шкуре почувствовали результат отсутствия былых благ цивилизации. Там, где до войны народу жило не так уж и много, человек быстрее, чем в других местах, утрачивал контроль над отравленной осадками поверхностью — сперва из-за одичавших животных, потом из-за их мутировавших наследников. Но чем дольше продолжался голод, тем больше локальных сообществ отказывалось от различных табу и возвращалось — как это они себе объясняли — к естественным практикам, известным человечеству многие тысячелетия. Там, где закончились даже крысы, а мясо мутантов все еще было слишком зараженным, отчаявшиеся уцелевшие обращались к последнему источнику протеинов, каким являлось человеческое тело.