Валерий Большаков - Сага о реконе

Усмешка вновь искривила тонкие губы Гунульфа, и Семену показалось, будто на него глянул жмурившийся тигр, не злой после сытного обеда, но все такой же опасный.

– Льстишь? – промурлыкал сэконунг. – Значит, говоришь, большего хочешь. Ну-ну. Вот что, хирдман… Воины мне, конечно, нужны, куда ж без них, да только мне не твой меч потребуется, а твой язык. И твои глаза. Надеюсь, и то и другое у тебя не менее остры, чем лезвие клинка?

– Ты предлагаешь мне стать твоим шпионом? – осторожно спросил Щепотнев.

Поморщившись, Гунульф С Красным Щитом проговорил медленно:

– Расскажу для начала одну… сказку. Жил да был один ярл, и звали его Свейн. Дружина его не поражала числом, да и корабль был один всего. И вот однажды, вернувшись из похода, зализывая раны и подсчитывая скудную добычу, ярл задумался. Как же это ему, думал он, так жизнь устроить, чтобы в походы не ходить, а жить богато, в почете и славе, да чтоб все враги вокруг боялись даже пикнуть против него? Думал он, думал да и придумал. Все, что было нажито непосильным трудом, все отдал он на постройку второго корабля. Где силой, где подкупом собрал сотню головорезов да и посадил их всех, вместе с хирдом своим, на корабли. Сто пятьдесят хирдманов составили его войско. Явился Свейн к соседу, тоже ярлу, да и говорит ему: «Давай-ка не будем выяснять, у кого из нас мечи острее, все одно мои люди всех твоих порешат, отчего нам обоим утрата выйдет. А вот примешь над собою власть мою, признаешь меня конунгом, будешь только дань платить да присоединяться к войску моему, как кликну, останешься ярлом, только знатней и богаче прежнего!» Подумал тот ярл да и согласился. И вот уже под началом Свейна конунга двести воинов и три корабля. И пошел он таким манером по фьордам, подчиняя ярлов да херсиров. И Тьёдвальда конунга подмял, и славного Годфреда. В скором времени сорок драккаров составили могучий флот Свейна, а уж перед войском его пятитысячным все испытывали страх! И ходили его ярлы в походы, покоряя чужие земли, а злато-серебро приносили к ногам конунга. А Свейн конунг до самой старости жил в роскошном дворце, ел с золотой посуды и запивал яства винами заморскими. И все ярлы славили его, и все хирдманы да бонды почитали, а народы, жившие окрест, склонялись перед волей Свейна Первого… – помолчав, сэконунг спросил: – Ну как? Хороша сказка?

– Хороша… – протянул Щепотнев, внимательно изучая сына Рёгнвальда Клапы.

– А ведаешь ли, что в ней самое хорошее? Сказка сия вскоре может былью обернуться, а Первым станет Харальд Косматый! И на юге так бывало, и на востоке. Так почему не свершится такому и здесь, на севере? И отчего бы не Харальду, а мне, Гунульфу С Красным Щитом, не стать хозяином огромного, теплого дворца, где я проживу до самой своей смерти в почете и роскоши? Как думаешь, хирдман? А хочешь знать, по какой такой причине я околачиваюсь в этой глуши? Ответить? Отвечу: потому что хочу зваться Гунульфом Первым!

Если сэконунг хотел поразить Шимона, то ему это удалось. Щепотнев изумился, но и рад был, что встретил-таки нужного ему человека. Завоевателя! Фюрера! Под таким и развернуться можно.

– И ты не таишься? – вырвалось у Семена. – Вот так вот взял да и выложил все?

Гунульф пожал плечами.

– А чего секретничать? – хмыкнул он. – Скоро и так все знать будут, что я в Тролльвике околачиваюсь. А ежели ты и предашь, то проживешь недолго. Найду.

Семен тонко улыбнулся.

– Тебе не придется искать меня, сэконунг, – сказал он прочувствованно. – Я сам пришел к тебе и от своего желания не отступлюсь – оно у нас общее!

Сын Рёгнвальда Клапы снова издал довольное хмыканье.

– Пей! – сказал он, поднимая свой кубок.

Шимон добросовестно выпил.

– Начну со Стьернсванфьорда, хирдман, – вещал сэконунг, – потом наведаюсь к давнему знакомцу, Эйвинду Мудроречивому. Надеюсь, что, прежде чем я нанесу этот визит, Торгрим присоединит свои корабли к моим. А после можно будет и с заносчивым Хьельдом конунгом силами помериться! А твоя задача, Шимон, скромнее – убедить Торгрима Ворона, чтоб он не на особицу был, а при мне. Ну хоть рядом, что ли! А ежели упорствовать будет, сыщи охочих людей, да и прижми его.

Гунульф смотрел на Семена в упор, улыбаясь слегка, но глаза его горели.

– Тогда и я не оставлю тебя своей милостью, Шимон, – с силой заключил он. – Сделаю тебя херсиром, Один тому свидетель!

Щепотнев низко поклонился.

– Обещаю приложить все силы, – пробормотал он.

– И последнее, Шимон, – деловито договорил сэконунг. – Взглянешь сегодня в полночь на горы – в том месте, где дорога делает поворот, выходя к сетеру, мои люди разожгут два костра. Это будет мой сигнал.

– И означает он…

– Что я выступаю в поход.

Раскланявшись, Щепотнев удалился. Гунульф проводил его долгим взглядом, а после подозвал Хёгни и сказал:

– Вот что, Рыжий Змей. Возьмешь с собою Ракни да Торстейна и прогуляешься следом за этим… Шимоном херсиром. Только на глаза ему не показывайся.

– Он нас не увидит, – кивнул рыжий.

– Сыщи там одного, а лучше двух местных…

– Разговорим! – пообещал Хёгни.

– Нет, – покачал головой сэконунг. – Чтоб никаких следов, понял? Ни крови, ни криков. Волоки их сюда, тут-то мы им язычки и развяжем.

– Сделаем в лучшем виде! – прогудел Рыжий Змей.

…Уже подъезжая к Вегейрфьорду, Щепотнев придержал коня и оглянулся.

Никого, только ветер с моря шевелил траву да трепал кустики воль кручи.

– Шимон конунг, – медленно выговорил Семен, словно смакуя. – А что? Звучит!

Викинги лишь казались неуклюжими, бегали-то они как кони – гулкий топот за спиной делался все слышнее и слышнее.

Костя наддал, обегая выступ скалы, и вырвался на небольшую полянку, пересеченную колеей. Тут их ждал третий – свирепый вонючий мужик при кольчуге и в шлеме.

Завидев мчавшихся на него Плюща с Бородиным, он плотоядно ухмыльнулся, раздвигая рыжие усы, очень живо подхватил круглый щит и прыгнул бегунам навстречу.

– Стоять, детки! – различил Костя его слова.

Плющ не чуял в себе никакой такой боевой ярости, одно отчаяние переполняло его, но и выбора у него особого не было. Тут как на арене – убей или умри! Лучше уж убить.

Он перехватил копьё, чтоб было сподручнее, Валера отвел секиру, викинг прикрылся щитом, опуская меч.

Все трое сшиблись, но боя не вышло – рыжий нурманн подставил щит под удар секиры, та увязла в нем, и воин рванул на себя круглую «луну корабля» [47] Луна корабля – метафорическое название щита в поэзии скальдов, использован поэтический прием – кеннинг. , разоружая противника. Небрежно отбросив щит вместе с трофеем, викинг отбил мечом Костино копье, поймал рукой древко – и забрал себе.