Юрий Корчевский - Воевода ертаула. Полк конной разведки

– Ладно, поразмыслю, какую тебе награду за службу верную вручить. То когда еще будет…

– Верно, только еще до дома добраться надо.

Мы гнали лошадей с утра и почти до самого вечера, остановившись только на обед – себе да лошадей покормить.

Через несколько дней добрались до порубежья. Поляки, едва глянули на подорожную, махнули рукой:

– Езжайте!

Так же спокойно мы проехали и Литву.

А на нашей стороне заминка случилась. То ли стражникам делать было нечего, то ли уж очень рьяно службу несли.

Прочитав подорожную, они потребовали показать – что в мешке?

– Не твоего ума дело! – резко бросил Федор.

– Ты как, купчина, с ратником на службе государевой разговариваешь! – вспылил стражник и наставил на Кучецкого острие алебарды. – Ну-ка слазь!

Я вмешался:

– Зови старшего!

Страж сунул пальцы в рот и засвистел по-разбойничьи. Из небольшой сторожки вышел десятник, что-то дожевывая на ходу.

– Вот, отказывается мешок к досмотру предъявить, – пожаловался страж.

– Ты чего, купчина?! Плетей отведать захотел?

Я спрыгнул с коня, подошел к десятнику.

– Ты что, ополоумел? Стряпчего государева, боярина Федора Кучецкого не узнал? Сейчас и сам плетей отведаешь, и вся стража твоя! Протри глаза!

Десятник смутился:

– Не знаю я в лицо стряпчего, да и в подорожной про то ничего не писано! Сказано – купец, по делам торговым.

– Коли неприятностей хочешь – зови боярина, что стражей ведает. Вы откуда?

– Костромские мы.

Кучецкому надоело слушать наши препирательства.

– Боярина ко мне! – рявкнул он.

Один из стражников сел на коня и умчался галопом. Остальные окружили нас, наставив копья.

Через полчаса вернулся стражник, и с ним боярин – зрелого возраста муж. Едва завидев Кучецкого, он поклонился ему в пояс:

– Здрав буди, боярин!

– И тебе того же. Чего это люди твои на нас окрысились?

– Прости, боярин, не признали. Ну – чего с оружием на изготовку? Плетей захотелось?

Ратники опустили копья и отошли в сторонку. Вестимо – от своего начальника можно не только плетей отведать.

Мы тронули поводья.

– Боярин! Поосторожнее, ляхи пошаливают на дороге.

– Ну так не зевайте! Чем здесь путников мурыжить попусту, леса бы прочесали.

Отдохнувшие кони понесли легко.

Мелькали мимо кусты, деревья, затем показалось первое село. Вернее – даже еще не само село, а колокольня церкви.

– Там и остановимся, уже не стоит опасаться – мы на своей земле!

Мы быстро нашли в небольшом селе постоялый двор. Хозяин – явно на польский манер – повесил на заборе вывеску, где коряво было написано: «Постоялый двор Агеева», а также нарисован поросенок на вертеле и кружка с пеной.

– Гляди-ка, прямо как у ляхов! – заметил один из ратников.

Прислуга увела коней в конюшню, а мы пошли в трапезную. Поели нашей, русской кухни блюд, попили нашего пива. Хозяин лично, ввиду отсутствия других гостей, провел нас в отведенные комнаты. Федор расположился отдельно, я – в комнате рядом с ним, а воины – в комнате напротив Федора.

Я снял сапоги и кафтан – дальше раздеваться не стал, положил рядом с собой саблю, а в изголовье, под подушку, сунул пистолет. Привык я так спать в походах. Да и то: застигнет враг врасплох – голым не повоюешь.

Заснул сразу: у поляков спал вполуха и вполглаза – вымотался. Но выспаться мне не дали.

Далеко за полночь в селе раздались крики. Проснулся я мгновенно, сел в постели, прислушался – не показалось ли?

Нет, был слышен звон оружия, крики детей и женщин. Не та ли это банда поляков, о которой предупреждали порубежники?

Я быстро обулся, надел кафтан, опоясался саблей, пистолет – в руку. Выбежал в коридор, а ратники Федора уже там – одеты и обуты, к Кучецкому в дверь стучат.

– Ну, чего там? – послышался сонный и недовольный голос государева стряпчего.

– Поднимайся, боярин. Похоже, поляки на село напали.

Вскоре Федор уже вышел к нам, одетый и с мешком в руках.

– Коли случится со мной что, мешок доставить в Посольский приказ, там уж знают, что делать. Седлайте коней, уходим.

– Может, здесь пересидим? В избе обороняться удобней, – сказал Алексей.

– Подпалят избу – и все дела, – ответил я. – Быстро в конюшню!

Ратники побежали седлать лошадей.

Федор повернулся ко мне.

– Мешок с грамотками сейчас дороже любого села. В драку не ввязываться, будем прорываться и уходить. Понял?

Я кивнул.

– За мешком следи пуще, чем за мной.

Мы побежали к выходу. Крики раздавались уже в ближних избах.

У ворот стояли готовые лошади. Оба ратника подтягивали подпруги.

Мы поднялись в седла. Первым выехал Алексей, за ним Федор, потом я, и замыкал нашу кавалькаду Трифон – второй охранник.

Битва кипела где-то рядом. Деревенские мужики отбивались топорами, косами. Бабы визжали, дети кричали.

Трифон крикнул мне:

– Может, поможем?

– Нельзя!

Мы во весь опор скакали по деревенской улице и уже почти поверили, что ушли, как впереди возникло несколько всадников.

– Стой, пся крев!

Я сместился чуть в сторону от Федора и выстрелил на голос. В той стороне вскрикнули – видимо, пуля нашла цель, и прогремел ответный выстрел. Алексей упал на шею коня. Мы же гнали вперед, не сбавляя хода. Один из всадников кинулся нам наперерез, но с ним вступил в бой Трифон. Теперь мы с Федором остались одни и, не жалея, пришпоривали коней.

Версты через две, когда не стало слышно криков и выстрелов, мы остановили лошадей. Гнать в такой темноте по незнакомой дороге – чистое безумие. И так нам несказанно повезло, что ни один из коней не споткнулся и никто из нас не сломал себе шею.

Но я рано радовался.

– Георгий, посмотри, по-моему, я ранен, – попросил Федор.

Я соскочил с коня и помог спуститься Федору. Весь рукав его кафтана был липким от крови. Темно, не видно ничего. Я снял с луки седла веревку, отмотал от нее кусок и, отрезав, перетянул ему руку почти у подмышки импровизированным жгутом, чтобы остановить кровь.

– В седле удержаться сможешь?

– Постараюсь, – сквозь зубы ответил Кучецкой.

Я помог ему подняться в седло, взял повод его лошади, сам сел на свою лошадь, и мы поехали.

Лошади шли спокойно, я их не подгонял. Дороги толком не видно, да и как гнать, если Федор может не удержаться в седле. Нам бы сейчас до любой деревеньки добраться, светильник зажечь, рану у Федора осмотреть. Жгут – в данном случае веревку – нельзя держать больше двух часов, рука омертветь может.

Деревня показалась через час пути, когда на востоке уже стало светлеть. Рассвет близок.

Добравшись до крайней избы, я постучал в ворота. Долго не было слышно никакого движения, затем открылась дверь, и крестьянин с порога прокричал:

– Кого тут ночью нечистая носит?