gfmjmf

Думаю, это удастся, потому что на уровне личных контактов это уже удается.

В любом сотрудничестве я всегда отдаю больше, чем получаю, живу чрезвычайно скромно, хотя очень хорошо знаю, как страшно быть нищим, я был в Америке нищим, был на Бруклинском мосту, я много знаю, многое прошел, поэтому очень многим людям помогаю, и в этом моя главная миссия.

Иосиф Тохадзе, директор филиала университета «Дубна» в Нью-Йорке

Подпрограмма «Плюс диаспора» ничего особо глобального не решает. Что касается омоложения кадров, то, может быть, она повлияет даже в обратную сторону. На что она может положительно повлиять, так это на уменьшение временных затрат на научные исследования путем использования западного оборудования в командировках. Второе — на увеличение кооперативных связей и на скорость прохождения англоязычных публикаций. Так что это направление нашей деятельности, как мы считаем, — полезное.

Теперь — какие проблемы имеют место и на каких уровнях их нужно и можно решать?

Конечно, Академия наук должна прежде всего заниматься фундаментальной наукой, но в современных экономических условиях это означает, что она будет еще очень долго финансироваться по остаточному принципу. Если бы мы в Академии наук вовремя сориентировались на наукоемкие продукты и каждый научный центр «оброс» достаточно большим количеством производств, то сейчас положение, по крайней мере в рамках научных центров Подмосковья, было бы значительно лучше. У кого есть и функционирует производство, живут сносно. Возьмем, например, Новосибирский научный центр, Институт ядерной физики. В свое время академик Г. И. Будкер создал производство, а теперь институт его имени продолжает делать ускорители, и насколько я знаю, зарплата у сотрудников порядка 1000 долларов. Оттуда люди не уедут. Мне уже в 70-х годах не дали возможности развить широкомасштабное наукоемкое производство в Пущине. Хотя одно я все-таки успел создать — это производство уже упоминавшегося первого и пока единственного в мире газотранспортного кровезаменителя перфторана.

Однако проблема, как я думаю, связана не только с отсутствием производств, а скорее всего с тем, что за 15 лет произошел развал экспериментальной и образовательной структуры научных учреждений, разрушилась государственная цепочка «фундаментальная наука — прикладная наука — предприятия, выпускающие наукоемкий продукт», отсутствуют заказчики на фундаментальные исследования, а все развитие экономики идет с ориентацией на быструю прибыль. Последнее, надо сказать, большой бич. Банки говорят: мы вам дадим любой кредит, берите, но деньги должны быть «короткие» — они забирают ноу-хау, продают его за рубеж, получают свои деньги обратно с прибылью, и на этом все кончается. Пока ситуация с таким негосударственным инвестированием денег в науку не будет изменена, никаких наукоемких продуктов в России не появится. Надо понимать, что любая наука high-tech — это «длинные» деньги. Поэтому, если рассуждать так, как рассуждают временщики, то, естественно, нужно схватить авторские права, сразу получить прибыль и уйти. Пока такая философия не будет поломана, можно спокойно относиться к тому, что уезжают молодые научные сотрудники. Чем их больше уедет, тем лучше. Хотя бы там они сохранятся как научный потенциал.

Наконец, еще одна проблема — произошло катастрофическое падение престижа научного работника, а это тоже вопрос государственный. Влияние фундаментальной науки на создание конкурентоспособных наукоемких отечественных продуктов сейчас несущественно и связано с тем, что исчезла последняя цепочка — производство. Поэтому все планы, которые сейчас создаются, должны идти не от фундаментального исследования к конечному наукоемкому продукту, а с обратного конца: что может в данный момент минимальными средствами освоить наша промышленность. И уже после начинать фундаментально-прикладные исследования. Потому что в противном случае цепочка будет настолько длинной, что будет действительно лучше продать технологию.

Но вообще-то я оптимист, правда, оптимист исторический. Мне хотелось бы привести цитату, которую любит Жорес Иванович Алферов: «В России остались одни оптимисты, потому что все пессимисты давно уехали». И наконец, последнее, моя любимая легенда про Диогена. Говорили, что он просил деньги у статуи, а когда у него спрашивали: «Зачем ты это делаешь?», он отвечал: «Чтобы привыкнуть к отказам».

Так вот мне кажется, что мы должны просить у государства не денег (хотя деньги очень нужны), а просить максимально благоприятного климата. И если посмотреть на те вопросы, которые я перечислил, они вообще денег не требуют или требуют их в небольшом количестве, но они требуют изменения отношения к науке и научным работникам. И, кстати, если говорить о наших соотечественниках, то они просят от нас того же: «Мы хотим, чтобы нас любили». И вот мы тоже хотим, чтобы государство нас, научных сотрудников, любило. Тогда мы сделаем значительно больше даже своих возможностей.

Я считаю, что такая конференция очень своевременна. Проблема установления устойчивых связей с русскоязычной научной диаспорой за рубежом существует, и ее надо решать. Это принесет пользу и тем, кто уехал, и тем, кто остался. Я отдаю должное организаторам: в первую очередь, губернатору Московской области Борису Громову, руководству университете «Дубна» и ОИЯИ, а также мэру Дубны за государственный подход, инициативу и вложенный труд. Конечно, это только первый шаг, на конференции было высказано много полезных предложений, как эту важную инициативу можно было бы развивать. Я надеюсь, что такие встречи будут продолжены, и если меня пригласят, буду с удовольствием е них участвовать. Для меня лично было особенно приятно, что эта конференция состоялось в Дубне, в городе, с которым меня многое связывает и в прошлом и в настоящем и в котором у меня много друзей.

Генах Мицельмахер, Университет Флориды, США

Россия! Чудо мирозданья

И наша Родина она.

Мы не в изгнанье. Мы в посланье.

В посланье В... и К... и На..!

(Фольклор русскоязычного зарубежья)

Доклад Юрия Магаршака, теорфизика, эмигрировавшего из СССР в 1988 году, ныне — президента нью-йоркской фирмы «Math Tech, Inc», занимающейся высокими технологиями

Если зерно умрет, то будет жить, а если будет жить, то умрет, — гласит Писание. Союз Советских Социалистических Республик распался. Вместо него возникла Русскоязычная Ойкумена.