Комбат Найтов - В небе только девушки! И...я (СИ)

— Ты его руки видел?

— Мое дело Вас предупредить!

— Все, предупредил! И иди к себе в свою норку, можешь на меня донос написать. А инженеру — не мешай, Павел.

Тот помялся и попросил разрешения удалиться. Он мужик не самый вредный, и, тоже нужный на войне. Девочку из немецкой разведки, устроившуюся на работу в столовую, вычислил мгновенно. С ним у нас мир — дружба — жвачка, но, Путилов нужнее и важнее. Он весь НКАП насквозь знает! И инженер был от бога! Организовал мастерскую по подготовке двигателей. У них век короткий: 100 часов и на выброс, вернее, на капремонт, но потом они на борт высотников уже не попадают, идут в линейные части. С его и божьей помощью удалось снизить вес на почти полсотни кг, и поднять мощность почти на сотню. Не сразу, конечно, но, все начинается с малого. Он, в совершенстве знал фюзеляж, и заложенные в него 10 'g', поэтому сразу начал выдавать очень ценные рекомендации по дальнейшему снижению веса планера. Списался с группой Петрова и Енгбаряна, и через два месяца у всех машин были настоящие гермокабины, а не их подделка. К сожалению, наша 'птичка' ушла на свалку. Сашка всплакнула. Она научилась шмыгать носом и реветь, чем подставила меня в первую ночь после Москвы. Разбудила всех в комнате, Настя и Майя не знали, что делать: героиня лежит в койке и ревет. Сашку мне удалось успокоить, но через пару недель, днем, опять в постели после вылета, она призналась, что может шевелить мизинцем левой руки. Небольшие подрагивания его я ощутил. И рассказала, почему заревела после Москвы.

— Мне кажется, что я бы так не смогла. Ты и сильнее, и опытнее меня. И еще, Олежка, я… тебя… люблю. — всю мою морду залило краской, уши просто запылали.

— Да, ладно, че уж там. Муж — жена — одна сатана, а у нас это еще и в одном флаконе. Не надо больше об этом, Саша. Договорились?

— Договорились. Но, ты знай это!

— Я уже знаю.

Третьего состоялся наш дневной бенефис у Белгорода. Там окопалась лучшая немецкая дивизия 'Великая Германия'. Нас прикрывал целый полк Яковлевых, Красовский очень беспокоился, но вылет разрешил. Незадолго до рассвета мы взлетели, зашли с севера, вдоль линии фронта, спланировали на высоту 5000 и устроили вальс-'бабочку'. Это — та же 'Вертушка', но каждая машина после сброса уходит в другую сторону, затрудняя зенитчикам противника противодействие. Мы были увешаны 50–тикилограммовками и 'сотками', и более получаса работали по небольшому немецкому плацдарму у Мясоедово на правом берегу Разумовки. После этого поднялась пехота и захватила и сам плацдарм, и немецкую переправу через Разумовку. К вечеру начались бои на окраинах Белгорода. У нас потерь нет, но и штурманам, и стрелкам, пришлось поработать пулеметами. Немцы, таки, попытались сорвать нам выступление. Девчонки из машин на земле просто вывалились. Умотались так, что до вечера пошевелиться не могли. Большинство жаловались на сильную боль в мышцах. И только Лиля, которая практически не расставалась со штангой, чуть ли не спала с ней, выглядела бодрячком. После этого и остальные летчицы активно занялись тренировками. 'Гром не грянет — мужик не перекрестится!' Я специально повел эскадрилью в этот вылет, так как после первых успехов у многих закружилась голова. Проклятые корреспонденты пронюхали про эскадрилью, и от них отбоя не стало. Девочкам нравилось позировать на камеру, давать интервью, быть 'героинями'. Вот я им и показал, чего стоит весь их героизм. На час полета сил не хватает.

Лиля, получившая орден Ленина за Амурский мост, при получении застеснялась, подошла ко мне:

— Александра Петровна! Я же промахнулась! — смущенно проговорила она.

— А ты считай это авансом, и меньше об этом думай. Они сами посыпятся, если будешь думать о целях, а не о наградах. Звезды они такие, падучие! — улыбнулся я и понял, что один командир звена у меня уже есть. Это — радовало. Напротив, Андрей задрал нос, и однажды я их прихватил на пьянке и скабрезных разговорах о членах эскадрильи. Загордились мужички! И еще одна 'новость': пришел на стоянку к 'птичке', смотрю, никого нет, а люк открыт, рули шевелятся. Даже пистолет достал. На выдвигающуюся ступеньку не вставал, аккуратно и тихо поднимаюсь по трапу. В кресле сидит Майя, и с закрытыми глазами выполняет маневры, причем, сложные! Убрал пистолет, прикоснулся к ней рукой. Как заверещит! Испугалась. Сели под крылом, поговорили. Она родилась в Ростове, отец — журналист в областной газете, мать — корректор там же. Она училась на Геофаке в Ростовском универе. Гео — это геологический, а не географический. Что‑то произошло у отца на работе, не ту статью написал, Майя точно не знает, семья сорвалась с места и переселилась в маленькие Ессентуки, в какой‑то подвал. Девчонку родители сорвали со второго курса: 'Иначе папу расстреляют!' Закончила в Мин. Водах аэроклуб, мотаясь каждый день на полеты на пригородной кукушке. Пошла в пилотажную группу, получила первый разряд по самолетному спорту, и тут война! Все студентки сразу стали командирами, все инструктора по первоначальному обучению — тоже. А ее взяли, с большим трудом, в стрелки — радисты. Я потрепал ей по голове, и приказал готовиться к зачету по матчасти. Она опустила голову и сказала, что:

— Я готова, Александра Петровна.

Зачеты она сдала с первого захода, вылетел с ней на Пе-3УТВ. Очень уверенно пилотирует. Опыт летчика на УТ-2п чувствуется сразу. Сели и снова на взлет, на пилотаж. Пилотирует правильно, даже красиво, но, предсказуемо, спортсменка! Этот комплекс, действительно, для кандидатов в мастера спорта крутили. Он в учебнике по пилотажу есть. Сам такой разучивал.

— Майечка, все абсолютно правильно, но, так пилотировать в бою нельзя.

Она даже обернулась, и по СПУ прозвучало тихое: 'А КАК?'

— Смотри!

И я устроил каскад фигур, рваных, неправильных, с неожиданными переходами из одной фигуры в другую. Двигатели ревели на переменных оборотах, менялся шаг, машина без полочек переходила из одной фигуры в другую, сбивая воображаемого противника с толку, штопорила, почти срывалась в него, но, вытягивала, с переворотом уходя из‑под огня.

— Поняла?

— Поняла!!! Александра Петровна, все поняла. Не заканчивать фигуру, дело не в красоте, а в изменении положения, скорости и высоты. Разрешите?

— Давай!

Машину она чувствовала! Прирожденный истребитель! Тот самородок, который я искал, перерывая, как петух, кучу мусора.

— Все, домой! Теперь стрельбы и бомбометание. На виражах слишком ровно, проследи!

Через две недели она сдавала зачет по воздушному бою, и трижды зашла в хвост зазнайке Андрею, он ничего против нее сделать не смог. Она пилотировала лучше. Девчонки бросились ее качать после посадки. Смущенный Андрей стоял рядом с пунцовыми ушами. Я прижал Майю к груди и потихоньку на ушко сказал: