Комбат Найтов - В небе только девушки! И...я (СИ)

Красовский помотал головой, и посмотрел на бригадного комиссара.

— Годится! Только подолгу в одном полку не базироваться. Не дай бог накроют.

— Договорились. Куда летим?

— В Копанище, начнем с левого фланга, там, пока, очень тяжело!

Обратно в Липецк, затем ночью вылетаем в 138–ой бап, 223–ей бад. Подполковник Косенко на связи. Хриплым голосом объясняет, что аэродром в Копанищах ограничен оврагом с востока, целых, и готовых к вылету, машин там шесть. Против них действует 4–я группе 51–го ягдгешвадера немцев. Вчера не вернулось пять машин. Есть ли там топливо, ему не известно. Обещает прилететь утром. Я связался с Воронежом, и БАО отправил туда три бензовозки в ночь. Восемь минут кружили над полем, прежде, чем зажглись положенные огни. Садимся, поднимая пыль с давно не кошеной травы аэродрома. Интересно, чем БАО занимается? Проруливаем мимо 23 из 28 возможных 'Пешек' трехэскадрильного полка. Большинство из них имеют повреждения ВРГ и шасси. Причем, одинаковых, все на левый борт, как будто летчик спецом укладывал машину на левую стойку. 'Пешка' покозлить любит! Баллоны шасси толстые и низкого давления. И, если на скорости 150–120, на втором козле, чуть дать штурвал влево, то стойка аккуратно подламывается, и две недели — ремонт. Видимо завелась в полку такая дрянь. Не спорю, они столкнулись с одним из самых боеспособных подразделений Люфтваффе, но, разве это повод?

Идем на КП в небольшой землянке на опушке леса. Лысоватый, с большим 'авторитетом' командир полка майор Соколов похож на председателя убыточного колхоза, а больше: на проворовавшегося завсклада, который предлагает комиссии откушать, выпить и идти спать в отведенную землянку. Мы — не комиссия, его машины нам нужны для строго определенных целей. Иван Константинович где‑то в душе понимает это, и больше боится завтрашнего прилета комдива. Вошли в землянку, положили Андрея поперек двери. В три сорок — подъем. Завтракаем каким‑то дерьмом, довольно тухлые яйца предложили. Попили чай, потыкали вилками в осклизлые макароны. Почти никто не ел. Рядом уминали завтрак шесть экипажей сплошных сержантов. Уже четыре месяца действует приказ всех летчиков переводить в средний командный состав. Мужики выглядят просто жалко: замызганные кожанки, технические куртки, шлемофоны сорокового года. Шумно пьют чай, матерятся, не стесняясь трех присутствующих женщин. Прохлопала винтами садящаяся 'Пешка', потом вторая и третья. Комдив прибыл без опоздания. Он довольно крупный, с открытым, даже красивым лицом и прямым взглядом. Дивизию принял шесть дней назад. Старый комдив разбился при посадке. Что‑то выговаривает Соколову, шумит. Подхожу и представляюсь. Он, обрадовано, говорит, что, наконец, начальство его услышало. Я попросила отойти его в сторону и показала на строй пешек с однообразно подломанными стойками.

— Мои комментарии требуются? Стройте людей.

Из довольно внушительной шеренги людей вышли шесть сержантов — летчиков и двенадцать штурманов и стрелков. Из остального состава комдив вызвал штурмана полка капитана Невзорова. С ним вышел старший сержант Веселов, флаг — стрелок. Проверили задание, которое, кстати, почему‑то роздано вчера. Допуска врача у всех не было, да и врач отсутствовал на построении. В воздухе стоял запах перегара и самогона. Полк — развалился. Столкнулся с серьезным противником, и скис. Из‑за ему подобных, мы драпали до Волги. Я не стал ничего никому говорить, хотя Саша рвалась в бой. Стоял перед строем и смотрел на… воинство. На лицах у девочек и Андрея было такое же презрение. Может быть, и не совсем заслуженное ими. Дали команду по машинам, к запуску. Мы запустились быстрее, и ушли на старт, взлетели еще до того, как подошло прикрытие. Девятка стартовала по одной машине (мы ушли сразу четверкой), а потом долго собиралась. Истребителям оставалось топлива на 28 минут полета. Только туда и обратно, без боя.

51–й охотников не выставил, побрезговал, нам пришлось спускаться на пару тысяч ниже, прибавлять, потом переворачиваться и, держа 820 на пикировании, атаковать всего две пары 'мессов'. 'Девятка' отбомбилась и без потерь вернулась в Копанищи. Мы сели в Круглом, где находился штаб дивизии и 209–й бап, на Су-2. Полк кадровый, войну начал в составе ЗОВО, базируясь в Балбасово, под Оршей, первый командир погиб там, и полк принял капитан, теперь уже майор Артамонов. Последнее время входили в другую дивизию, ночных бомбардировщиков, подчищали за У-2 их промахи, и обрабатывали разведанные ими цели. Потери были большими, их отвели на переформирование, и передали в 223–ю. С начала войны полк имел уже четвертый состав. Летчики свои коренастые Сушки не любили, в основном из‑за топливного бака, непротектированного, из простого дюраля, и стоявшего прямо перед фонарем кабины летчика. Когда загорался, то пламя сразу попадало в кабину. (ходит у нас по району один такой ветеран, жив до сих пор, и слепой, поэтому не видит в кого его превратил Су-2). Штурман имел нижний люк, и успевал покинуть машину, а у пилота был путь только через верх, через огонь. Внизу под ним были бомбы.

Полк был полного состава, 28 машин, 56 летчиков и штурманов, большая часть из них еще в боях не было. Курчавый майор радостно улыбнулся вошедшим в большую землянку девушкам. Все они были хорошо известны по многочисленным фотографиям в газетах.

— Здравствуйте, красавицы! Каким ветром к нам?

— Приказано взять вас под охрану и опеку.

Майор закрыл глаза от удовольствия, сразу представив, как его 'охраняют' такие красавицы, и расплылся в улыбке еще больше, но, его сладострастные мысли оборвал голос дежурного по аэродрому, который заглянул в землянку и сказал:

— Комдив заходит на посадку!

Прекратив потягиваться, майор судорожно искал фуражку, начал поправлять форму, и выскочил наружу встречать начальство.

— Васьков! Предупреди людей! — послышался его голос. Мы расселись по свободным местам, отдыхая после вылета. Поговорить о месте для отдыха и размещении не удалось. Вошел Иван Косенко, немного возбужденный после боевого вылета. (В РИ это был его беспосадочный полет. Вечная память! Как и для всем летчикам той 'девятки'.) Сразу подошел ко мне, и крепко пожал мне руку.

— Четко, очень четко сработано, майор. А мы, грешным делом, всю эту писанину в газетах на десять делили! Это — если честно.

Я усмехнулся.

— Мы, сами, здесь практически не причем, Иван Константинович, это — газетчики. Узнайте, где наш борт с техниками. Надо машины готовить.

— А он сейчас будет, они влетали из Копанищ, идут сюда.

— Нам надо бы где‑то кости и вещи бросить и посмотреть, что можно еще предпринять. Командарм приказал произвести полеты интенсивно. Летать будем весь светлый день, а к вечеру уйдем направо.