Месть Атлантиды (СИ)

Элика даже не нашлась, что ответить. Просто смотрела в стену, обдумывая слова Керры. А может, просто боялась себе признаться в том, что ощутила раскаяние. Не в правилах атланских воительниц убивать упавших противников, не давая им возможности защититься. Может, аналогия была не совсем уместной, но осадок сожаления на миг вытеснил страх предстоящей встречи.

— Я не знала... Даже не имела этого ввиду...

— Ты сожалеешь? — приподняла брови Керра. — Совершенно напрасно. С тобой он ведет себя ничем не лучше дикаря. Как и со мной в свое время...

— Но разве не подло всаживать нож в спину? — принцесса мотнула головой. — Мне трудно осуждать его за эти слова. И я бы подумала, что ему плевать на чужие жизни, если бы находилась там. Мне проще так считать...

— Если хочешь, чтобы он не зверствовал этой ночью, не придумывай оправданий своим словам. Я считаю, что он получил по заслугам. Знаю, что мой совет покажется тебе недостойным... Но ведь я и воспитана по-иному. Не в правящей королевской семье, не в роскоши, и даже не в среде правления женщин... Может, поэтому мне проще тебе сказать... Просто прими как неизбежность то, что он тебе приготовил. Если станет совсем тяжело, думай о том, что я завтра приду к тебе, и мы переживем это вместе. Думай о своей родной Атланте и о том, как туда вскоре вернешься. Это надо просто пережить. Летняя ночь не столь длинна...

— Я выдержу. Самое страшное уже случилось, —Элика замолчала, когда в покои вошла Амина с кубками сока на подносе. Девушка замерла у двери, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Что случилось? — окликнула ее Керра.

Служанка опустила глаза.

— Купальня для госпожи готова... Остается мало времени...

— Тогда не смею тебе мешать, — когда северянка, отпив сок из серебряного кубка, поднялась, чтобы уйти, Элика едва не вцепилась в подол ее платья ослабевшими от волнения пальцами. Она не могла контролировать свой безотчетный страх. Все советовали ей покориться и сдаться на его милость, или, по крайней мере, изобразить это, но никто не мог избавить ее от таких глубоких переживаний.

Амина, улучив минутку, наклонилась поближе. Элика с трудом разобрала ее обнадеживающие слова.

— Госпожа, не надо так переживать... Он отходчивый. Просто твоя внутренняя сила будоражит ток его крови...

— Иду, — громко ответила Элика, и на прощание крепко обвила руками шею Керры.

Перед купальней, улучив момент, плеснула в сок необходимое количество настоя, предоставленного подругой. Ничего. Она выстоит. Ведь, если задуматься, сегодня ей удалось найти болевую точку в душе своего врага. Недостойные, на первый взгляд, методы, понятие чести было для нее свято, но ведь, если задуматься, разве не бил он ее в самые уязвимые места?! И все же трудно было пояснить, прежде всего самой себе, отчего она ощущала чувство вины за эти слова. Какое ей дело до переживаний вражеского принца и его моральных травм? Раз на то пошло, это война, и эмоциональность стоило отключать. И еще неизвестно, как он на самом деле хотел поступить с погибшей принцессой павшего королевства, и какая участь ждала бы ее. Учитывая то, как он привык поступать с женщинами даже благородного происхождения за малейший проступок в виде царапины...

И все же, Элика не могла об этом не думать. Как ни странно, подобные раздумья не позволили панике завладеть ее сознанием до самого прихода Домиция Лентула с неизменной красной лентой в руках. Он выглядел обеспокоенным. Наверняка Керра сразу же после ухода изложила ему ход событий.

— Не говори ничего, —Элика сразу пресекла его попытки воззвать к ее благоразумию вместе с советами проявить покорность или, как он любил акцентировать, притвориться готовой на все. — Я знаю, что я его обидела. Скажи ему, когда будет время, что я сожалею. Я не могла знать, это, во-первых... А во-вторых, я вовсе не тот смысл вкладывала в это слово. Знаю, что это меня не оправдывает, но мне показались непомерными его требования.

Домиций привычным жестом сжал ее пальцы.

— Не бойся. Я скажу ему прямо сейчас. Он не посмеет тебя обидеть. Будь здесь, пока я не вернусь. — Советник поднялся с намерением уйти, но Элика, не отдавая себе отчета, удержала его ладонь в своей.

— Нет, Домиций Искренний. Ты не так понял меня. Я сожалею на самом деле. Ты решил, что я говорю это дабы облегчить свою участь сегодня ночью? Нет. Это бесчестно. Я бы никогда так не поступила. Поэтому просто прошу тебя... Утром. Скажи ему это утром. Когда все закончится.

Элика удивилась собственной смелости и решительности. Удивилась и заставила себя запомнить это ощущение, дабы воскресить его в памяти, когда станет совсем тяжело в руках своего укротителя. Благодаря участию Керры ужас больше не накрывал черным покрывалом, слезы, словно убедившись в своей бесполезности, затаились в глубине души. Принцесса не могла знать сейчас, что подсознательно ищет искупления за свою вину. Не хотела знать и анализировать, подсознательно понимая, что осознание своего отношения к произошедшему сломает ее куда надежнее плети и насилия.

Домиций был ошеломлен таким ответом пленницы. Ответом, достойным королевы. Даже растерялся, когда Элика покорно протянула ему скрещенные руки, безропотно принимая стягивающие витки ленты алого шелка. Девочка повзрослела. И, вопреки всем испытаниям, осталась искренней, благородной и доброжелательной. Оставалось надеяться, что Кассий разглядит это в ней прежде, чем своими необдуманными поступками ожесточит ее сердце, навсегда убивая все то хорошее, что в ней осталось.

Знакомый маршрут до покоев принца она преодолела с непривычным хладнокровием.

Он уже ждал ее, вальяжно развалившись на кушетке, и спокойно общипывал большую кисть винограда. При появлении Элики мужчина слишком поспешно поднялся навстречу. Его стальные глаза на миг потеплели от искреннего восхищения, но принцессе почему-то показалось, что виной тому было вовсе не ее платье оттенка розового жемчуга, а связанные ритуальной алой лентой запястья и опущенные в пол глаза.

Дерзость осталась за покоями спальни. Я выстою, сказала себе Элика, выдержу, чего бы мне это не стоило. Пока я ничего не в силах изменить, я сыграю в его игру, но потом...

Ее взгляд упал на столик, за которым ей приходилось делить с принцем трапезу. И принцесса тут же прокляла себя за излишнее внимание.

Черная кожа кнута четко выделялась на белом полотне скатерти. Так четко, что не заметить его было невозможно. Девушка судорожно вздохнула и отвернулась. Зачем?! Неужели он решил ей отказать даже в праве на стойкость?

Тело еще помнило боль обжигающих ударов, жар травмированной кожи и впервые после этого возникшее желание скорой смерти, лишь бы не повторить подобное. Сколько понадобится ударов, дабы горечь обиды стерлась из сознания жестокого принца? Колени девушки подогнулись, и она с трудом устояла на ногах. С чувством приближения к неминуемой точки невозврата следила она за рукой Кассия, ухватившего рукоять самого страшного из всех видов оружия в глазах принцессы. Выдержка Элики едва не изменила ей. С чувством глубокого опустошения наблюдала она за его приближением. Пусть. Она не будет умолять. Пусть забьет до полусмерти, но ее криков он не услышит!