Владислав Русанов - Отрок московский

Никита выпрыгнул на дорогу с обочины, преградив ему путь.

– Говори! Звал или нет? Ты же рядом сидел, как и я!

– Сидел… – Татарин отвел глаза.

– Ну так слышал?

– Слышал…

– И что она ответила?

– Отказалась, – понурился Улан.

– Так с чего бы ей передумать?

– Не знаю! Может, нас побоялась…

– Глупости говоришь! – ухмыльнулся Вилкас. – Побоялась! Свободные люди. Захотели – вместе поехали. Захотели – разбежались.

– Уж чего-чего, – добавил Никита, – а что мы не станем рыдать и уговаривать ее остаться, она наверняка знала.

– Значит, выкрали вашу княжну? – прищурился литвин.

– Значит, выкрали!

– А куда повезли?

– Мне откуда знать?

– Кто такой это Андраш Чак?

– Сказался купцом. А ведет себя будто боярин именитый. Королей ругал. Карла Роберта и этого, как его? А! Вацлава Пжемысловича. Так ругал, словно равный.

– О как! А куда ехал? Откуда?

– Не говорил.

– Он язык за зубами держал – лучше не надо! – звонко выкрикнул Улан. Пегий даже шарахнулся, натягивая повод. – Ни словечка лишнего!

– А ехал на север, – медленно проговорил Никита. – По Смоленскому тракту на Витебск. Значит, куда мог дальше?

– На Полоцк? – предположил Вилкас.

– Может, и на Полоцк…

– Нет, – продолжал рассуждать литвин. – На Полоцк нынче опасно ездить… Все знают, князь Витень хочет город воевать. Полочане сами его попросили.

– Я слышал, – кивнул парень. – Говорят, тамошний князь начал немцам кланяться. К тевтонцам да к ливонцам бояр засылать, переговоры вести.

– Во-во! – подхватил Вилкас. – Ты-то, брат Никита, издалече, всего не знаешь. Полочане – люди суровые. Сто лет назад они никому не кланялись, воевать ходили под Ригу и немцев били. Да и с той поры не помягчали. Только князь их, видать, с годами умом тронулся. Перед смертью завещал город рижскому архиепископу. Вот тут-то немцы и рады стараться – город заняли и давай свои порядки устанавливать! Но и полочане не лыком шиты. Быстро сообразили – заслали послов к литовскому князю Витеню, просить помощи. Тот, говорят, уже войска собрал достаточно, чтобы ливонцев из Полоцка вышибить.

– А полочанам не один пес – немцы или литва? – удивился Улан-мэрген, забывая о причине спора.

– Не один! – твердо ответил Никита. – Литовские князья – нашей веры, православной. А немцы всех на римский манер переделывают. Потому люди и недовольны.

– А купец Чак, – татарин почесал затылок, – он какой веры? Ты не заметил?

– Да вроде римской… – Никита пожал плечами. – Об этом он тоже молчал, но… На постоялом дворе он так разговаривал, будто вовсе басурманин какой. Про пост забыл, да и не жалует он христианских обрядов, как я понял… Нет! Таки перекрестился он слева направо! Латинянин!

– И зачем ему в Полоцк тогда ехать, если народ там против латинян озлобленный? – продолжал Улан.

– Так там же немцы сейчас! – К Никите вдруг пришло озарение.

– Вот оно что… – почесал затылок татарчонок. – Смеяться не будете?

– С чего бы нам над тобой смеяться?

– Тогда скажу. Ну… Я думаю, не купец он вовсе.

– Так это мы и без тебя поняли! – хохотнул Вилкас. – Я думал, ты что-то умное скажешь…

– Погоди! – остановил его Никита. – Говори дальше, Улан!

– Да чего там говорить? Может, он тоже с посольством куда-то едет? Ну, как и мы. Посольство тайное. Потому и скрывается.

– С посольством? – нахмурился Никита. – А знаете, друзья, это похоже на правду.

– Не-е… – возразил литвин. Но больше для порядка, чтобы показать – он тоже думает и свое мнение имеет. – А к кому?

– Не к витебскому князю, это точно.

– В Полоцк?

– Не знаю… Пожонь – это где? – Никита, хоть и стеснялся, что мало по свету путешествовал и чужие земли не видал, не боялся в том признаться.

– Пожонь – в Венгерском королевстве, – гордо произнес литвин.

– Точно! – подпрыгнул от радости ордынец. – И Молчан-корчмарь говорил то же! А Венгерское королевство – это где?

– Темнота! – осклабился Вилкас. – Венгерское королевство далеко… Если отсюда ехать, то надо держать на полуденное солнце – через Пинск, Луцк и Перемышль. Как раз минуешь Галицкое княжество. Перевалишь Низкие Бескиды [123]и в самый раз в Венгрию попадешь.

– Ты это сам в Венгрию ездил, что знаешь все так хорошо, или кто рассказывал?

– Брат Жоффрей, рыцарь франкский, как-то с Олексой Ратшичем говорили, а я рядом был. Любопытно мне стало, вот я и подслушал. Жоффрей в Москву ехал через Венгрию. Он вообще полмира объездил, по-моему…

– Погоди-погоди! – перебил друга Никита. – Нам сейчас не до крыжака…

– Это как сказать! – Вилкас хитро подмигнул и приосанился. – Они в разговоре какого-то Чака вспоминали…

– Что? – Никита подпрыгнул, будто на раскаленную подкову наступил босой пяткой. – Ты чего раньше молчал?

– А только сейчас вспомнил! – улыбнулся литвин. – Я же нарочно не запоминал. Он мне нужен был, этот Чак…

– Ладно! Не отвлекайся! Рассказывай, что услышал!

– Что подслушал… – ядовито вставил Улан.

Но Вилкас и Никита только отмахнулись от него.

Здоровяк почесал затылок:

– Да что рассказывать? Есть вроде как среди венгерских бояр один – Матуш Чак Тренчинский. Богатый – страсть! И себе на уме. Никого из королей и князей не боится. Жоффрей говорил, это они его побаиваются. Кого хотел, поддерживал, кого хотел – свергал. Вначале с императором Рудольфом в битве у Сухих Крут разбили Пржемысла Второго. А потом помогал королю Андрашу, когда тот с немцами воевал. Но и с Андрашем не сумел мир на долгие годы сохранить. Уже после того, как с немцами повоевали, между собой погрызться успели…

– Весело они там живут, – покачал головой ордынец.

– Не веселее, чем вы, татары! – не растерялся Вилкас.

– Чего это? – обиделся Улан.

– А как Берке отравил Сартака? Напомнить?

– А этого никто не доказал!!!

– А что Тохта с Ногаем грызутся хуже, чем кошка с собакой, тоже никто не доказал!

– А ну тихо! – прикрикнул на друзей Никита. – Не отвлекайтесь! Говори, Вилкас! Все, что знаешь, говори!

– Да чего уж там говорить? Андраш умер, Чак начал Вацлава Пржемысловича, богемского государя, поддерживать. С ним заедино ратился против Карла Роберта. Потом и с Вацлавом поругался. Зато с Карлом помирился… А еще годик прошел, и с этим чего-то не поделил… Хотя понятно чего. Он всегда хотел сам королем заделаться. Чтоб ни перед кем спины не гнуть, шапки не ломать… Для того и богатства ему хватает. Земли – преобширнейшие. Края вокруг Пожоня так и зовут: Матушева земля. В его, значит, честь.

Вилкас замолчал. Перевел дух. Для него это была весьма длинная речь. Проще в битве булавой махать, чем вспоминать и облекать воспоминания в слова. Литвин даже вспотел. Сдернул шапку с головы, обмахнулся ею, несмотря на кусающийся морозец.