Владислав Русанов - Отрок московский

Приход князя Витеня полочане приняли по-разному. Аникей ругался сквозь зубы, что застрял теперь в посаде вместе с лошадью и санями невесть на какой срок. А между тем дома работы хватает, и никто ее за него не сделает. Его свояк, шорник Лука, напротив, сдержанно радовался: во-первых, его жена позволяла с родичем хлебнуть бражки, чего ни за какие коврижки не допустила бы, если бы не дорогой гость, а во-вторых, мужик очень не любил немцев и приветствовал любую возможность от них избавиться. «Это они сейчас всерьез за нас не взялись, да и то потихоньку ущемляют русского человека, – сказал он, стукая волосатым кулаком по столешнице. – А как силу почуют? Усядутся на шею и ножки свесят. Веру православную запретят, заменят своей латинской тарабарщиной, а там и по-русски слова уже не скажи. Мы для них разве люди? Так, скотина рабочая…»

Никита в душе соглашался с Лукой. Из рассказов Вилкаса он знал, что литвины – это те же русские, бьющиеся насмерть с крестоносцами, исповедующие православную веру, да и разговаривают они тоже на русской речи. Ну разве что чуть-чуть измененной. Так Русь большая, люди живут в ней разные. Новгородцы и смоляне, киевляне и рязанцы не всегда одинаковым словом одно и то же называют. И ничего тут не поделаешь. Вот только радоваться приходу войска Витеня парень не мог. Тысячи вооруженных ратников отрезали его от оставшихся за городом друзей. Ни туда, ни сюда. А ведь Вилкас будет волноваться. Чего доброго полезет их выручать в город. Оставалось только рассчитывать на умудренного опытом Финна, который не допустит безрассудных поступков.

– Я пойду, поброжу по улицам, – сказал Никита ордынцу, который аж взвился.

– Еще чего! Чтобы тебя поймали?

– Да я осторожно.

– Знаю я твою осторожность. Сейчас же вляпаешься куда-нибудь! А ну как Андраш Чак тебя увидит или из немцев кто?

– Да я переоденусь.

– Толку с того!

– Лицо сажей намажу…

– Чтобы все только на тебя и смотрели?

– Да я же не совсем намажусь. Так, мазану чуток… По щекам, по лбу. За подмастерье углежога разве не сойду?

– И малахай мой на голову наденешь!

– И малахай надену, – обреченно согласился Никита.

– И я с тобой пойду.

– Это еще зачем?

– Должен же кто-то тебя за руку схватить, если ты опять глупость решишь сделать!

Никита задохнулся от возмущения, но потом вспомнил, сколько раз Улан-мэрген выручал его, и согласился, что в житейских вопросах мальчишка, выросший в Орде, разбирается лучше него, сидевшего несколько лет в лесной избушке со стариком-отшельником.

Они начали собираться. На этот раз парень решил не отказываться от оружия. Спрятал теча за пазуху, но так, чтобы в любое мгновение мог их выхватить. Напялил татарский малахай. А еще они поменялись с Уланом кожушками. Татарчонок настоял, чтобы взять лук и парочку стрел – саблю он оставил в лесу, на сохранение Вилкасу, и чувствовал себя беззащитным без оружия. К счастью, одежда Никиты была Улану великовата – ордынские стрелы поместились за пазуху, и даже наконечник из-под полы не выглядывал.

Вместе с ребятами увязались Аникей и Лука – с одной стороны, непредвиденное осложнение, а с другой, подумал Никита, может, и к лучшему. Если Андраш Чак будет разыскивать, то двоих парней. А вместе с двумя мужиками могут и проглядеть. Мало ли? Может, и правда, мастера с подмастерьями куда-то по срочному делу идут.

Народа по улицам Полоцка слонялось много.

Прознав о приходе литовского войска, мастеровые и торговцы в одночасье бросили работу, покинули лавки, отказались от домашних дел и высыпали на улицы города. Посад кишел людьми. Армяки и шубы. Зипуны и тулупы. Шапки-треухи и куколи. Русые и рыжие бороды. Морщинистые старики и безусые юноши.

Никита ловил обрывки разговоров. Полочане вовсю ругали немцев. Пока еще вполголоса, оглядываясь по сторонам – не мелькнет ли белый плащ с красным крестом? Но зачастую, умолкнув при виде пробирающегося сквозь толпу немецкого отряда, мужики метали глазами такие молнии, что, не приведи Господь, в скирду соломы попадет – не миновать пожара. Нельзя сказать, чтобы ремесленный люд слишком уж радовался приходу литвинов – как ни крути, а Полоцк испокон веков был вольным городом, никому в пояс не кланялся и уж тем паче на коленях ни перед кем не стоял. Напротив, в те годы, когда Полоцкое княжество расцветало и силы набирало, ему и Витебск, и Минск, и Браслав дань платили. Но, как говорится, жить захочешь, не так раскорячишься. Из двух зол людям свойственно выбирать меньшее. Сильная рука православного Витеня все же лучше, чем сильная рука Тевтонского Ордена. Но русскому народу, чтобы взбунтоваться, взять в руки дубину и выбить захватчиков к растакой-то матери, всегда нужно долго раскачиваться. То лень, то боязно, то нет подходящего вожака, чтобы зажег толпу и повел за собой.

Поэтому полочане ограничивались косыми взглядами и вполголоса произнесенными обидными словами в спину немцам. В особенности когда увидели конных, без зазрения совести направляющих укрытых белыми попонами скакунов прямо на людей. Никита бросил быстрый взгляд на пятерых крестоносцев – вроде бы ни один из них не стоял этой ночью у крыльца с братом Фридрихом.

Четверо ливонцев, вооруженных до зубов, будто прямо сейчас на битву собрались, внимательно поглядывали по сторонам, а один, ехавший впереди, одевался чудно́ – в яркую разноцветную безрукавку и плоскую шапочку с пером, свисавшим на ухо. В руках он держал свиток с большой – в ладонь величиной – печатью.

На перекрестке, шагах в двадцати от Никиты со спутниками, немцы натянули поводья. Обученные кони встали как вкопанные. Тогда чудаковатый, похожий на скомороха всадник привстал в стременах и, развернув свиток, неожиданно сильным и густым голосом проревел, безбожно коверкая русские слова:

– Слушайте, добрые жители славного города Полоцка, и не говорите, что не слышали! Сегодня ночью войско литовских варваров осадило город. Святое воинство Ливонского ландмайстерства берет на себя трудную, но почетную обязанность – защитить полоцкого обывателя от смерти и разграбления. Всякому, кто хочет вступить в ополчение и помочь христолюбивому воинству сражаться против схизматиков, будет выдано оружие и пять пражских грошей [163]…

– Ага, ищи дураков… – прошипел Лука. – Все равно обманут. За те гроши под стрелы погонят впереди немцев.

– Магистр Ливонского ландмайстерства, – продолжал тем временем глашатай, – брат Готфрид фон Роге надеется на сознательность славных обывателей города Полоцка. Вы не должны чинить препятствия нашим воинам. Вы не должны оказывать содействие литвинам. Вы должны помогать христолюбивым рыцарям Ливонского ландмайстерства, готовым пролить кровь за свободу славного города Полоцка. А тот, кто станет действием или бездействием вредить рыцарям, а также замеченные в городе лазутчики князя Витеня будут наказаны умерщвлением через повешение. Сегодня же, в назидание прочим, будет казнен лазутчик, обманом проникший сквозь стены нынче ночью и злоумышлявший против командора Фридриха фон Штайна. Слушайте, добрые жители славного города Полоцка, и не говорите, что не слышали!