Александр Золотько - Цель - Перл-Харбор

Ямамото повернулся и снова посмотрел в глаза Зорге. Тот снова отвел взгляд.

— Знаете. И как большинство иностранцев, считаете это глупостью. И знаете что? Я с вами согласен. Вы никогда не задумывались над тем, что в Японии делают самым долговечным? В Китае построили Великую стену, в Египте — пирамиды… А у нас? Наш флот?

Мы живем в бумажных домах. Замки наших самураев вызвали бы у средневековых европейцев только хохот… Что мы умеем делать долговечное и надежное?

Зорге молчал, он не собирался мешать адмиралу выговориться, раз уж тот начал. Не исключено, что, увлекшись, адмирал не удержится и сболтнет лишнее.

— Мы делаем прекрасные мечи! — взмахнув рукой, словно нанося рубящий удар клинком, воскликнул Ямамото. — Наши мастера могут годами ковать один меч. Вы никогда не видели, как работают настоящие оружейники? Это великое искусство, сочетание мастерства и терпения. Пять лет работы, но в результате получается нечто фантастическое… Вокруг меча у нас сложился целый культ, самурай — средоточие японского духа, а сердце его — в мече! Красивые слова, но только вот в нашей истории нет войн, выигранных мечом. Собственно, ни в одной стране нет войны, выигранной мечом. Начинаются войны — да — самоотверженными воинами с мечом в руках, но потом… Настоящих мечей немного. Если мастер в своей жизни изготавливает десять… пусть даже двадцать клинков — разве сможет кто-то вооружить ими целую армию? И меч, который ковали годами, может быть потерян в мгновение. Или даже сломан. Вот тут и вступали в дело крестьяне, вооруженные бамбуковыми копьями. Они гибли сотнями в схватках с самураями, они, естественно, не могли один на один противостоять мечнику, но они и не выходили один на один. Кто-то из древних сказал, что если у тебя есть деньги на отличный меч, лучше найми за эти деньги сорок копейщиков, и они победят любого из мечников…

Ямамото вернулся в свое кресло.

— Мы научились быстро строить самолеты, — сказал адмирал. — Поставили на поток их производство и безболезненно можем потерять десяток-два… даже сотню. На учениях флота мы теряли десятки самолетов, но это ни в коей мере нас не ослабило. Заводы работают, конвейеры выпускают все новые самолеты… А каких потрясающих пилотов мы готовим! Сильных, ловких, отважных… Мы выковываем их как мечи, и как мечи они способны совершать чудеса! Очень правильное сравнение: пилот морской авиации… да любой японский пилот — это меч. Совершенный и… Вы производите впечатление очень информированного человека… Полторы тысячи кандидатов в школу морской авиации. Проходят шестьдесят. А заканчивают обучение — двадцать пять. Может, вы знаете, сколько пилотов в год выпускают наши авиационные школы?

Зорге молча покачал головой.

Ямамото вздохнул тяжело.

— Я долго изучал все возможные варианты атаки на Перл-Харбор, взвешивал, оценивал возможные потери… Да, вы точно сказали — шесть авианосцев. Внезапная атака, насколько это возможно, нанесенный ущерб, понесенные потери… У меня — два потопленных авианосца и два поврежденных. И я не знаю, какие потери у американцев. Не слишком обнадеживающий результат? Вы действительно очень хорошо информированы и знаете, что восполнить потери в авианосцах мы сможем не раньше следующего года… Полагаете, флот после таких потерь сможет проводить широкие операции в океане? Два авианосца из шести. Но даже не это важно… Не это… Если вести расчеты по металлу, то любой адмирал разменял бы пару-тройку чужих линкоров на сотню… две, три сотни своих самолетов. Подсчеты показывают, что в ходе операции против Гавайев флот теряет не меньше полутора сотен самолетов. — Адмирал снова вздохнул и посмотрел на свои руки, словно пытался что-то рассмотреть в линиях ладоней. — Полторы сотни самолетов — ерунда. У нас сейчас накоплены запасы, которые позволят полностью заменить самолеты на авианосцах… Полностью заменить. Даже не полторы сотни, а вдвое больше. Но полторы сотни самолетов — это сто пятьдесят пилотов. Только пилотов. Сколько их погибнет на уничтоженных авианосцах? Самолеты будут сбиты над островами, значит, спасти пилотов мы не сможем. И это потери в первый день. Потом нас настигают американские авианосцы… Это второй день сражения. И тут уже я не могу представить себе, какие потери понесет мой флот. Авианосный флот, прошу вас заметить. Еще полторы сотни пилотов? Две? Да сколько, собственно, у Японии морских летчиков? И что будет происходить дальше? Нет, наши пилоты — лучшие, но и они смертны, а нам некем заменять погибших. И мы станем вооружать крестьян бамбуковыми копьями, фигурально выражаясь. Станем бросать в бой мальчишек, которые в обычное время не преодолели бы даже экзаменов в авиационную школу…

Ямамото замолчал.

Зорге увидел, как адмирал осторожно ощупывает пальцами правой руки шрамы на месте среднего и указательного пальцев левой руки. Словно только сейчас с удивлением заметил их отсутствие.

— Знаете, какое прозвище мне дали гейши? — вдруг спросил Ямамото, не отрывая взгляда от своей руки.

— Нет, я вообще…

— Не думали, что я бываю у гейш? Не нужно обманывать, об этом знают все… я даже и не скрываю этого. Может, в Германии это и осудили бы, но у нас… Да, так вот, гейши называют меня «Восемьдесят сэн». Знаете почему?

— Нет, не знаю.

— Все очень просто, маникюр, который делают гейши клиентам, стоит одну иену. Это на десять пальцев. А у меня, как вы можете видеть, двух пальцев не хватает. И мне делают скидку, так что мне маникюр обходится в восемьдесят сэн. Такая экономия… — Ямамото невесело улыбнулся. — Но в этом есть и свой положительный момент. Я точно знаю себе цену. Пусть она невелика, но и меньше я не позволю себя оценивать… Когда голова начинает кружиться от предоставленной мне по воле императора власти, я смотрю на свою руку и…

— Мне кажется, что этими шрамами можно гордиться… — очень тихо сказал Зорге. — Раны, полученные в бою…

— Конечно-конечно, я вышел из Цусимского пролива почти героем… — Ямамото поднес ладонь левой руки к своему лицу и, взглянув на журналиста сквозь щель в ряду пальцев, подмигнул. — Я даже сам рассказываю об осколке русского снаряда, но правда заключается в том, что точно неизвестно, что именно наградило меня таким отличием — русский снаряд или орудие японского крейсера «Ниссин», у которого разорвало ствол… Зато теперь я не могу закрыть глаза рукой и спрятаться от реальности. Я был в двух пальцах от смерти, это накладывает отпечаток на образ мыслей. Я не боюсь умереть, но… Человек, не стоявший на грани между жизнью и смертью, не поймет меня…

Ямамото, не скрываясь, посмотрел на свои часы и встал с кресла.

— Все, время закончилось.

— Да, я понимаю… — Зорге тоже встал. — Мне очень жаль, что наш разговор пробудил в вас неприятные мысли…