Александр Романов - Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом!

— Но-о… — Флеро по всегдашней своей привычке начал реагировать на мои действия как тормоз. Но я не дал ему договорить.

— Вы хотите сказать, что вы — не полковник? — перебил я его. — Алексей, где у нас приказ на присвоение звания? Дайте сюда! — я развернулся в другую сторону, принял у художника бумагу и передал ее по назначению. Самое смешное, что я практически ничем не рисковал. В случае нашей победы Обри подтвердит ВСЕ приказы, подписанные от его имени. Куда он денется? А на случай поражения… Ни Наполеон, ни я на это даже не закладывались. Потому что поражения просто не могло быть: мы опережали все участвующие в заварухе стороны на несколько ходов, и перехватить наши действия ни у кого не было ни малейшей возможности. И помешать нам могло бы только падение на Париж Тунгусского метеорита или хотя бы высадка инопланетян на Карусельной площади перед Конвентом… Очень, в общем, маловероятные события…

— Уже — да! — сказал я «столько лет ждавшему этого момента» служаке. — С чем вас и поздравляю! И должен вам заметить, что еще до завтрашнего вечера вы рискуете оказаться генералом! Потому что я не буду иметь возможности лично командовать бригадой. Так что идите — и выполняйте то, что вам приказано! А через полчаса соберите командный состав на совещание для ознакомления с диспозицией. Только офицеров, назначенных Брианом, укажите майору Мюрату! — Я махнул рукой на поместившегося неподалеку «неаполитанского короля», грозно таращившего глаза, казалось, во все стороны сразу. — Он знает, что с ними делать!.. Да не пугайтесь — мы их всего лишь временно арестуем!..

— А вы…

— А мне еще нужно принять командование артиллерийской дивизией! Не думаете же вы, ПОЛКОВНИК, что я собираюсь воевать с Конвентом всего лишь двумя пехотными полками?

Ну, кажется, что такое — один холостой залп батареи гаубиц? Пустое сотрясение воздуха. Никаких повреждений и ни одного трупа.

Но зато эффект!

В точности, как я и рассчитывал: местные жители еще только начали испуганно выскакивать из домов на улицы, а со стороны Тюильри уже показалось несколько экипажей, спешно направившихся в нашу сторону. Оперативненько…

— Да, решительно… — сказал генерал Беррюйе, впиваясь глазами в приближающуюся делегацию. Точно так же он выразился, когда я ознакомил его с моим планом в Саблоне. Но вот закончил фразу совсем в другом ключе, нежели тогда: — Но вы не боитесь все же, что Конвент не согласится?

— Нет, не боюсь! Если кто-то собирается палить из пушек в собственный народ — значит, знает, насколько это страшно. И значит, понимает, что случится, если из пушек врежут по нему самому! Они сдадутся!.. А для чего вы спрашиваете? Если у вас есть сомнения, то почему вы раньше молчали?

— У меня нет сомнений! — он резко мотает головой. Плещут от движения белые как снег длинные волосы. — Если бы были — я бы не только не пошел, но и не дал бы вам увести с собой солдат!

Да, этот мог бы… Начальник военного лагеря Саблон. Дивизионный генерал Жан-Франсуа Беррюйе. Пятьдесят четыре года. Лицо — как дубовая кора от непроходящего полевого загара. Ветеран еще Семилетней войны, начавший тогда рядовым. Службу знает от и до. Тот самый «слуга царю — отец солдатам», командир, которого подчиненные просто любят, а оно дорогого стоит. Вот только с царем вышло не очень… Беррюйе принципиальный республиканец. Кто-то, наверное, сказал бы даже — «фанатик» или, как позже в СССР выражались, — «идейный». То есть — не за звания и не за наживу, а натурально за принципы Свободы, Равенства и Братства. Удивительно для человека, дожившего до таких лет… И чуть ли не лично отрубил голову бедолаге Людовику XVI. Во всяком случае — именно он командовал оцеплением места казни от возможного нападения роялистов. И не дал королю обратиться с речью к народу, заглушив его слова барабанной дробью. И считал и считает, что все было сделано правильно. Решительный человек… Просто огорошил меня в артиллерийском парке, когда потребовал ответа, что же я именно собираюсь делать!

Я и брякнул: навести в этом бардаке порядок. Вот тут-то он и изрек «Решительно!.. А каким способом, позвольте узнать?» И я не смог ему отказать в объяснении. Выслушав каковое, он повторно изрек: «Да, решительно!.. Но артиллеристов вы не знаете в отличие от меня. Поэтому я иду с вами!» Я от неожиданности только «спасибо!» сказал. И вот мы здесь, ждем парламентеров Конвента, и коллега задает странные вопросы…

— Я хочу понять, — продолжает между тем старый генерал, — отчего вы не окружили пушками сам Конвент? Ведь это было бы проще и надежнее!

Уф… Вон он о чем!.. А я-то уж было думать начал… А суть-то все та же: не понял он моего маневра… Или, наоборот, — понял. Но проверяет, понимаю ли я сам? Что ж, скрывать нам с ним друг от друга нечего — что называется, два сапога пара, на одной перекладине висеть, если что…

— Все просто, генерал… На защиту Конвента поднимется вся Франция. А кто поднимется на защиту секции Лепеллетье, кроме Конвента? Ведь это их дома, их имущество, их вещи и семьи… Кому еще нужна эта цитадель богатства и роскоши? Никто и не почешется.

— Да, решительно… — повторяет Беррюйе. — Я вижу, КТО сюда едет! Так что можете считать, что победили… Но что вы собираетесь делать дальше?

— А вот про это, — дернуло меня что-то за язык, пока коляски миновали внешнее оцепление и подъезжали к нам, — хорошо как-то сказал один дракон: «Ну вот теперь-то оно и начнется — по-настоящему!»

Сентябрь 1795 года.

Окрестности форта ВВВ.

Ветер заунывно свистел в телеграфных проводах. Вдоль дороги, протянувшейся рядом с линией столбов, но в чапарале, ехали двое. Они не торопились. Сидели в седлах свободно, отпустив поводья. По одежде, камуфляжного окраса штанам и курткам и широкополым шляпам их вполне можно было бы принять за обычных прогуливающихся обитателей форта, каковыми они и были. Только они не прогуливались.

— Чем же твоя душенька недовольна? — негромко спрашивал тот, что был вооружен двумя револьверами, по-ковбойски торчавшими рукоятками вперед в набедренных кобурах.

— Ну а есть ли к довольству причина? — У его собеседника через плечо был перекинут ремешок кобуры, жителям двадцатого века живо напомнившей бы маузер.

— Белены ты, что ли, объелся… Как та старуха? Тебе целого Наполеона мало?

Оба наездника, разговаривая, как бы рассеянно, а на самом деле внимательно поглядывали вокруг. Как бы проверяя — не появится ли неожиданный прохожий. Или проезжий. Но пока дорога и окрестности были безлюдны.

— Так ведь в том беда, что он не целый…

Обладатель револьверов даже остановил своего коня.

— Из чего же ты такое заключаешь?!