Александр Громов - Исландская карта. Русский аркан

— Ну-с, теперь, надеюсь, все ясно? — по-прежнему ласково глядя на злосчастного Недогреева, произнес полковник. Акцент не «включил», но с того не легче.

— Так точно-с, — понуро ответил Фаддей Евлампиевич. А мысль работала: где теперь перехватить беглянку? Связаться с Феодосией? Нет, можно сделать проще. В Алуште большая почтовая станция с гостиницей для пассажиров, там они ночевали и оттуда еще не выехали, туда надо телеграфировать немедля…

— Ваше превосходительство! Дозвольте… — начал он и был прерван.

— Об Алуште подумали? — окончательно развеселился Гоцеридзе. Казалось, он сейчас расхохочется во все горло. — К телеграфу рветесь? Желаете исправить проворством ног промахи своего ума? Нет уж, дорогой вы мой, ваши промахи будут исправлять другие, а вас я отстраняю от расследования. Отправляйтесь в Ялту, сидите там тише мыши, и боже вас упаси помешать мне! Ваши люди останутся со мной. Понятно?

Несчастный ротмистр сумел лишь кивнуть, не в силах вымолвить «точно так-с» или «слушаюсь». Ясное утро померкло, как при солнечном затмении, в висках застучали молоточки, а подумалось только одно: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Вот тебе и близость к Ливадии! Вот тебе и карьерные виды!..»

— Кстати, — напоследок обратился к нему Гоцеридзе, как будто что-то вспомнив, — ставлю сто к одному, что наша подопечная в данный момент находится уже не в Алуште. Она не дурочка, в отличие от… Ступайте! Да что с вами?..

Фаддей Евлампиевич мягко осел наземь. Впервые в жизни с ним приключился обморок, и неопытный в таких делах ротмистр успел подумать, что умирает. Потом все было как в тумане. Через полчаса он в сопровождении Перебейноги трясся в коляске в сторону Ялты, ощупывал мокрый мундир, думал, сколько же ведер воды вылили на него, чтобы привести в чувство, и предавался горестному унынию.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…»

Отдадим должное проницательности жандармского полковника — великой княжны в самом деле не было в Алуште. Полковник ошибся лишь со словом «уже», ибо до означенного поселка Екатерина Константиновна так и не доехала.

План пришлось ломать, и вот как это произошло. Дождавшись дилижанса и порядком понервничав, великая княжна намеренно громко, чтобы расслышал и смотритель, поинтересовалась ценой билета до Феодосии, ахнула, когда кондуктор назвал ей цену, притворно рассердилась и заплатила. Кондуктор дунул в хрипучий рожок, кучер шевельнул кнутом, мальчишка-форейтор гикнул, лошади налегли на постромки, под колесами захрустел щебень, и преогромный экипаж покатился. Как раз в ту сторону, откуда Катенька только что вырвалась не без труда и изобретательности.

Что сердце трепетало, как птица в кулаке, — ладно. Хуже было то, что внутри дилижанса ехало человек пятнадцать, и это в жару! Еще жужжала басом толстая муха, нипочем не желая убраться из экипажа восвояси. И как подданные терпят такие условия?! Екатерина Константиновна сейчас же начала обмахиваться веером и завидовать нескольким мужчинам, путешествующим рядом с багажным отделением на империале, где хоть ветерком слегка обдувает. Но завидуй, не завидуй — дамы на империал все равно не допускаются.

Жара. Духота. Запах пота. Наглая муха.

«Привыкай, голубушка», — сказала себе великая княжна.

К запаху пота примешался запах дешевого мужского одеколона, фабрикуемого, должно быть, из креозота, каким пропитывают шпалы.

— Не угодно ли, мадемуазель? — обратился к Катеньке некий развязный франт, носитель сего амбре. Он протягивал открытую жестяную коробку с леденцами.

Катеньку затошнило. С ума сошел. В такую жару — сладкое! А франт придвинулся поближе. Неужели обнаглеет настолько, что в Ялте предложит запить жажду шампанским? И этот запах… Ужасные у папА подданные!

— Благодарю, не угодно, — ответила она как можно суше. Но отбрить развязного одной фразой не получилось.

— Интересный у вас загар, мадемуазель, — заметил он, нимало не смутившись. — Как будто солнце нарочно заглядывало под поля вашей прелестной шляпки. Очень хорошо его понимаю!

Катенька посмотрела на развязного сердито, хотя сердиться ей надо было на себя. Не сообразила, второпях нанося крем, что верх лица надо оставить более светлым. Вот и выкручивайся теперь как знаешь.

И ведь выкрутилась:

— На раскопках я носила косынку. Так удобнее.

— На раскопках? — удивился развязный.

— В Херсонесе. Археологическая экспедиция профессора Алексеева. Я его ассистентка.

Вышло чудо как убедительно. Даже фамилия профессора пришла в голову мгновенно, притом самая заурядная фамилия Алексеев, а не какой-нибудь внезапно прыгнувший в голову Перешнуруй-Штиблетов. Выдумка позволила остаться в образе молодой эмансипированной девушки. Будущий историк? Тем лучше. Оставьте, господа, в покое образованную барышню, поищите добычу попроще.

И точно — развязный субъект произнес водянистый комплимент и отодвинулся, не рискнув связываться с синим чулком. Дышать стало легче. Зато выказал интерес толстый господин в золотом пенсне на потном носу:

— Позвольте-ка… Профессор Алексеев? Из Московского университета?

— Из Харьковского, — отчаянно соврала Екатерина Константиновна. — Однофамилец.

— А-а, — протянул толстый господин. — Простите, не знаком с ним. Но уж приват-доцента Малько вы, наверное, знаете? Валентина Валентиновича?

— Даже дружны, — выдавила из себя Катенька, изо всех сил стараясь не выдать паники.

— Увидите — непременно привет ему передайте от профессора Шпунта. Да скажите ему, что его балто-литовская теория этногенеза кривичей — чушь несусветная!

— Непременно скажу, — через силу улыбнулась Екатерина Константиновна, ощущая себя воробышком в кошачьих когтях.

— Помню, наш с ним спор лет десять назад по поводу одной находки, — засмеялся вдруг профессор. — Да вы ее должны знать, хоть и были в ту пору гимназисткой. Я имею в виду то, что наш милейший Валентин Валентинович счел жезлом военачальника эпохи ранней бронзы. Ха-ха. Это такой же жезл, как я балерина Мариинского театра. Была еще версия — культовый предмет. Фаллического, надо полагать, культа, пардон, мадемуазель…

— А что же это? — с уместным скепсисом спросила великая княжна. Ох, как непросто было играть без роли и суфлера!

— Да обыкновенный каменный пестик для растирания зерна! — развеселился профессор. — А что каменный поясок на нем, так это чистой воды украшение. Из-за этого пояска, знаете ли, целая баталия вышла. Тогда как место обнаружения находки в захоронении, социальный статус погребенного, да и сама технология производства шлифованных каменных издений не дают оснований усомниться в том, что…