Александр Громов - Исландская карта. Русский аркан

Литерный-бис отставал. Так бывало часто. «Знамо дело, нас вперед пущают, — сильно нажимая на «о», высказал мнение толстый и бородатый купчина-подрядчик, прилипнув к стеклу в коридоре вагона. — Дорога новая, ишшо не опробованная… Неровен час сковырнемся с насыпи. Все верно, все правильно. Уж ежели кому страдать, так лучше уж нам, чем его его императорскому высочеству…»

И хотя никто из пассажиров не возразил верноподданным словам купчины, на него посмотрели с неудовольствием.

— Н-да… — только и сказал кто-то из корреспондентской братии. — Едем и едем, а писать не о чем. Хоть бы покусился кто, да где теперь те бомбисты? Иных уж нет, а те далече… Даже у студентов теперь иное на уме. Скучно жить в спокойной стране, господа!

— Типун вам на язык! — ответил другой корреспондент. — Посылайте в редакцию телеграммы о маршруте движения. Давеча Тюмень проехали, вот и пишите о проезде через Тюмень. Напечатают.

— Как же-с! Очень интересная тема: качество чайных на тюменском вокзале да плачевный вид общественных уборных! Да-с! А о чем еще писать прикажете? О виде из окна? Вон на бахчах арбузы зреют. Видеть их уже не могу. Прикажете об арбузах телеграфировать? Или о том, что из трубы паровоза валит дым?

— Зачем же о дыме? Можно писать о трудностях освоения Дальнего Востока, куда его императорское высочество великий князь Дмитрий Константинович едет наместником. Прекрасный материал полосы на две.

— А что вы знаете о Дальнем Востоке? Вы там бывали? Я тоже нет. Приеду, погляжу — напишу. Но не раньше. Выдумывать прикажете? Я от солидной газеты, она фантастику не печатает…

— У меня, представьте себе, газета тоже не желтая…

— Послушайте, что вы на меня взъелись?

— Это вы на меня взъелись, а не я на вас. Вы жаловались, что писать не о чем. А я говорил и говорю, что кто ищет, тот всегда найдет…

Перебранка в коридоре продолжалась. Легировский намазал хлеб тонким слоем коровьего масла, отковырнул кусок паюсной икры, водрузил на бутерброд и протянул Катеньке:

— Угощайтесь. Пейте чай, стынет… Вот же два дурака! Вы их только послушайте! Умора.

— Не вижу ничего смешного, — возразила великая княжна, принимая бутерброд.

— Это от репортерской неопытности. Как говорят самоеды, «глаза есть, видеть — нет». Из Тюмени я целый репортаж отправил. Знаете о чем?

— Надеюсь, не обо мне? — вымученно улыбнулась великая княжна.

— Нет, о водке. О местной водке, я хочу сказать. Казенная — редостная гадость пополам чуть ли не с керосином. А есть в Тюмени акцизная водка — ну слеза!.. Гонят где-то на севере, очищают фильтацией сквозь торф и олений мох… Похмелья от нее нет. Вот я и написал материал о нерасчетливости наших чиновников. Акцизы душат, развернуться не дают. Если поставлять эту водку в европейскую Россию, то она вытеснит нашу сивуху, да и таких бед, как теперь, пьянство уже не наделает.

— Послушайте, но вы же не пили в Тюмени…

— Что значит не пил? Пьян не был, нет у меня такой привычки, а пить — пил.

— Когда же вы успели? В Тюмени мы стояли от силы час…

— Волка ноги кормят. Гхм… а славный материал нашли бы эти два обалдуя, если бы знали, кто сейчас пьет чай в трех аршинах от них! — Легировский захохотал. — Разрешите курить? Позвольте я окно открою. Простуды не бойтесь, ветер теплый.

— Курите, только умоляю, не шумите! Бог весть что о нас подумают.

— Уже давно думают и шепчутся, — «утешил» Легировский. — Я вам просто не рассказывал. К вас с самой Москвы интерес сугубый. Интересная, мол, барышня, а носу из купе не кажет. Поначалу настаивали, чтобы познакомил…

— Этого еще не хватало! — вырвалось у Катеньки.

— Вот и я так подумал. Один хлюст из «Родного слова» пустился в предположения… умолчу, какие… Пришлось предъявить ему сей аргумант. — Легировский показал кулак размером с ядреную дыньку. — Теперь молчит. Остальные тоже. Я им дал понять, что вы не корреспондентка и, пардон, не моя любовница, а секретная сотрудница Третьего отделения инкогнито и на каждого из них будете писать отчет…

— Вы шутите, надеюсь?

— Нисколько.

— Да… да как же вы посмели?

— Посмели же вы сбежать из дому. — У Легировского на все был ответ. — Посмела же московская полиция арестовать вас. Посмел же, в конце концов, Царапко тайно помочь вам. Только умоляю, не надо про дозволенное Юпитеру и быку. В наше время такие отговорки не работают.

— Но все-таки… Это, знаете ли, как-то…

— Как?

— Чересчур!

— Вовсе нет. Если у вас припасен иной способ раз и навсегда избавиться от назойливых ухажеров — только скажите, и я объявлю собратьям по перу, что разыграл их.

Такого способа у Катеньки не было. Говоря по правде, в его изобретении не было нужды. Теперь только выяснилось, что благодаря Легировскому.

— Простите, — сказала великая княжна. — Наверное, вы были правы. Наверное, мне слишком легко все давалось с самого рождения, вот я и разучилась ценить услуги друзей…

— Да разве мы ценим то, что имеем? — поднял бровь Легировский. — Вот новость! Не угодно ли пример: прошло всего-навсего пятнадцать лет со дня обретения нами Константинополя, а мы уже относимся к нему, как к какой-нибудь Пензе. Или взять хоть вас. Бросили как права свои, так и обязанности, помчались куда-то… Чего ради? Вы-то, конечно, убеждены, что причина тому существует и серьезна. А я убежден в обратном. Послужите в газетной хронике с мое — тоже научитесь разбираться в людях. Уж поверьте мне на слово: половины преступлений не было бы, если бы всякий человек точно знал, что для него действительно важно, а что так, пустое облако…

Увлекшись спором не менее, чем ролью ментора, Легировский уже не один раз пускал великой княжне струю табачного дыма в нос, после чего, забавно конфузясь, начинал махать перед лицом Катеньки могучей ладонью, дабы выгнать дым в раскрытое окно. Просто прелесть, что это был за человеческий экземпляр! С виду крепыш, но не более того, а как заговорит, задвигается — гора, глыба, утес! Народная косточка. Вот такие, наверное, богатыри хаживали за зипунами на Каспий, а в Сибирь за ясаком! Без них Россия не утвердилась бы на берегах Амура, не вышла бы к Великому океану…

Странный человек: в обиходе неуклюж, а когда надо, ловок. В Москве сделал все в лучшем виде: и вещи вывез с квартиры, и документы добыл, и спрятал в дешевых наемных нумерах, снимаемых бедными актерами, журналистами, студентами и прочей шумной, но вполне безопасной публикой. Бывало, за стеной начинал репетировать оперный бас, отчего дрожали оконные стекла, или среди ночи неожиданно рявкал тромбон, а вечерами дом наполнялся запахами подгоревшей на сковородке требухи — но ни драк, ни скандалов, ни квартирантов уголовного вида. Не слишком уютно и далеко не чисто, но прилично… Катенька и не знала, что есть в Москве такие занятные места. А для Легировского Москва была, что вода для рыбы. Такой боец ничего не испугается. И зачем он таскает в кармане кастет — при таких-то устрашающих кулаках? Чтобы сразу наповал?