Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Интерлюдия. Москва, кабинет Л.П. Берия, 18.05.1942 г.

— Рассказывай, Александр Николаевич. Как вел себя Стасов? — Лаврентий Павлович был хмур. Последние события сильно ударили по его самолюбию. А разговор с Хозяином не добавил положительных эмоций. ТАКОЙ реакции от Сталина на сообщение о нападении на супругу Стасова нарком не ожидал! Сказать, что Вождь был в ярости, это не сказать ничего!

— Сотрудники майора Иванова оказались правы, прогнозируя реакцию Стасова на гибель жены, тут я вынужден признать, они сработали лучше, чем наши аналитики. Благодаря оперативникам все прошло без особых проблем. — Мартынов непроизвольно потрогал губу. — Один из сотрудников палец вывихнул. А потом лучшее лекарство — спирт, аспирин и сон. После того как Стасов пришел в себя, я рассказал ему о произошедшем и задал обговоренные вопросы. Он внешне спокойно их выслушал, но взгляд у него был… — Мартынов аж передернулся, вспомнив пустой, без малейших эмоций взгляд Стасова. — Не мешает его психиатрам показать, товарищ нарком. Взгляд у него жутковатый стал.

— Даже так? — Берия хмыкнул. — Раз так смотрит, то готов к работе. Завтра забирайте его, покажите фотографии убитых налетчиков. Чем черт не шутит?

Меня разбудил мягко щелкнувший замок двери. Открыв глаза, я увидел Мартынова и незнакомого сержанта, который держал в руках форму и сапоги.

— Одевайся, Андрей. Пошли, работы море. — Он присел на лежак, наблюдая, как я одеваюсь. Затягивая ремень, я посмотрел на него и, неожиданно для самого себя, сказал:

— Командир. Прости за… — Не договорив, я посмотрел ему в глаза. Тот молча встал, крепко сжал мое плечо и отпустил. Извинения были приняты. Через пару минут я был готов, и мы направились на выход. Оказалось, что мы находились в знакомом мне подвале комиссариата, только немного подальше моих обычных «келий». На выходе мне вернули оружие, и мы направились к Мартынову. В кабинете он усадил меня за приставной стол, дал стопку бумаги.

— Пиши. Пиши все, что можешь, по заданным вчера вопросам. — И ушел.

Ясность в голове, накатившая вчера на меня, никуда не исчезла. Поэтому я без малейшего напряжения записывал имена и почти дословно разговоры со всеми, с кем свела меня судьба за последние полгода. Какая-то часть меня понимала, что такое состояние ненормально, но мне было плевать. Не знаю, может, я свихнулся или что-то еще. Но я даже получал странное удовольствие от ощущения жуткой смеси боли и ненависти, поселившейся во мне. Часа через полтора вернулся Мартынов. Забрав мои бумаги, он хмыкнул и как-то странно посмотрел на меня.

— Что-то не так, товарищ майор? — Я смотрел ему прямо в глаза и видел, что ему неприятен мой взгляд.

— Нет, все так, старший лейтенант. Как ты все это запомнил? — он показал на стопку бумаг. — Ты уверен, что написал все точно?

— Уверен, товарищ майор. А как запомнил… Не знаю. Да и неважно это, важен результат, а он перед вами.

— Ладно, посмотри эти фотографии. Может, кого узнаешь. — Он протянул мне четыре фото. — Это те, кто убит при попытке захвата Олеси. Но при чем тут Волноваха, про которую Зильберман пытался что-то сказать?

Задрожавшими от ненависти руками я взял фотографии, краем уха слушая, что продолжает говорить Мартынов. На двух я увидел ранее виденные мною лица возможных агентов, два были совершенно незнакомы. Только я собрался положить фотографии на стол, как Мартынов опять помянул Волноваху. Вернувшись к фотографии со смутно знакомым лицом, я наконец вспомнил! Это же та мразь из рюмочной в Волновахе! Значит, жив тогда остался, самка собаки! Хозяев себе нашел!

— Вот этого знаю, Александр Николаевич, — дрожащим голосом сказал я. — Главный из тех, из рюмочной в Волновахе, в наших с Яшей отчетах это есть. Именно его я пару раз видел, но не смог вспомнить. Значит, к немцам перешла эта тварь. Наверное, его прислали убедиться, что я это я. А потом, встретившись, они с Яшей узнали друг друга. — Голос сорвался, и я отвернулся в сторону.

— Разберемся, Андрей, разберемся. Очень похоже на то, что ты прав! Твою мать! Ну кто же знал?! — Мартынов взял в руки фотографию и внимательно посмотрел на нее. — Теперь проще будет. Знаем, с какой стороны ноги растут! Все. Иди к себе в кабинет, я — к товарищу наркому.

Интерлюдия. Кабинет наркома НКВД Л.П. Берия, 19.05.1942 г.

— Значит, говоришь, Стасов опознал одного из убитых? — Лаврентий Павлович откинулся на спинку кресла. — Это точно?

— Да, Лаврентий Павлович, уверенно опознал вот этого типа. — Мартынов подал фотографию Берия. — В нем Стасов опознал красноармейца, с которым произошел конфликт в Волновахе. В отчетах Стасова и Зильбермана это было отражено. Именно его имел в виду Стасов, когда не мог вспомнить, где встречал одного из тех, кто стал появляться около него. Судя по всему, этот тип перешел к немцам. А вот в случайность того, что именно этот человек оказался в группе нападавших, я не верю. Стасов выдвинул предположение, что этот тип направлен для его опознания. А при встрече лицом к лицу Зильберман узнал его. Видимо, об этом Зильберман и пытался сказать, когда приходил в сознание. Вот и… — Мартынов замолчал.

— Я тоже не верю, майор. А после слов Стасова и Зильбермана тем более! — Берия нажал кнопку на столе и дождался, когда в дверь заглянул секретарь. — Срочно найти Ахундзянова, и ко мне! А после его прихода — конвой в приемную. Да. Действуйте!

Затем поднял трубку телефона, набрал номер:

— Павел Васильевич, зайди срочно ко мне. Да. Да, по Стасову. Жду. — Усмехнувшись, Берия продолжил: — Сейчас подойдет Федотов, может, в чем-то разберемся прямо сейчас.

Минут через десять атмосфера в кабинете была уже не такой спокойной. Пришедший Федотов не зря носил прозвище «Академик».

— Лаврентий Павлович, тип с фотографии мог быть отправлен сюда только с одной целью — опознания Стасова. А значит — либо утечка из управления (во что я не верю), либо… Либо один из погибших в Волновахе оперативников не погиб, а попал к немцам и заговорил. Много он знать не мог, но адрес, круг общения Стасова — вполне. В эту версию укладываются и замеченные передвижения агентов. Они изначально контролировали места возможного появления Стасова: квартиру Зильбермана, Стасовой и самого Стасова.

— Я склоняюсь к такому же мнению, Лаврентий Павлович. — Мартынов поморщился. — Но ведь были точные данные о гибели охраны!

— Вот сейчас и узнаем, насколько точные. От самого источника информации и узнаем. — Берия поднял трубку и спросил: — Пришел? Пусть войдет!

Если бы Стасов находился в кабинете, он бы очень удивился. В кабинет зашел подтянутый старший лейтенант ГБ, которого Стасов знал как лейтенанта-связиста Ахундзянова.