Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

Жажда стала просто невыносимой. Распухший язык едва шевелился, горло горело. За глоток воды он был готов на что угодно — хоть из лужи пить. Не погнушался даже осмотром трупов. Но и тут его ждало сильное разочарование: походные фляжки у бойцов давно опустели.

Павел побрел к вагонам в надежде, что вода есть у беженцев.

Ему повезло. Он набрел на остатки костра, возле которого валялась кастрюля: вся в копоти, с двумя дырками, через которую пропустили проволоку, чтобы подвешивать над костром. Кастрюля оказалась наполовину наполнена почти прокисшим супом. Но это не имело значения. Главное — это была влага, пусть и вперемешку с крупой и нарезанной картошкой. Жидкость Гусев сначала цедил через губы, а потом, вдруг почувствовав голод, стал жадно хватать ртом кисловатую массу. Стало полегче, но пить все равно хотелось.

Он побрел вдоль пассажирского состава, взяв с собой кастрюлю.

Вдруг Павел наткнулся взглядом на давешнюю женщину, которую почему-то запомнил. Наверное, из-за хорошенькой девочки, что наивно и доверчиво смотрела на проходящих мимо штрафников.

Женщина, накрыв собою ребенка, лежала ничком, неестественно вывернув шею. На спине расплылось большое кровавое пятно, а лицо застыло отталкивающей смертной маской. Ребенок тоже был мертв. Пули, угодившие в мать, прошли навылет. Девочка по-прежнему сжимала плюшевую игрушку…

Гусев уже насмотрелся на трупы и на раненых, но увиденное потрясло его так, что он остановился, забыв обо всем. Он смотрел и чувствовал, как в душе закипает ярость. И вдруг осознал, что только что умер прежний Павел Гусев. Умер весь, без остатка, а его место занял совсем другой человек.

Потом он куда-то брел, уже имея только одну цель — убивать тех, кто носит белые ленточки. Это метка нелюдей. Не могут люди быть такими…

Его окликнули:

— Эй, дружище, что в котелке? Жратва? Может, поделишься?

Гусев подошел, показал пустую кастрюлю. В нее заглянули, фыркнули — фу, кислятина! Правильно, что вылил.

— Я не вылил, съел, — сказал Павел и снова почувствовал приступ жажды. — Вода есть?

— Есть немного.

— Дайте.

Ему налили полную железную кружку с побитой эмалью. Посоветовали — не пей быстро, не напьешься.

Гусев пил маленькими глотками и чувствовал, что кружки все равно будет мало.

Его поняли, с добродушной усмешкой налили еще. И только тогда он ощутил облегчение.

Павел внимательно осмотрел пятерых солдат, укрывшихся за сваленными в кучу шпалами. Грязные, усталые бойцы глядели на него с вялым любопытством.

Чуть в сторонке сидели со связанными за спиной руками два солдата «белоповязочника» с разбитыми лицами. От них веяло испугом и отчаянием. Пленные потупленно смотрели под ноги, боясь лишний раз встретиться взглядами с истязателями.

Гусев решительно развернулся к ним, клацнул предохранителем и полоснул очередью, изгваздав обоих оп о зеров.

Остальные ошарашенно схватились за автоматы, отскочили в сторону, с опаской глядя на незнакомца.

— Ты че, мужик, охренел совсем? — спросил один. — Это же пленные были!

— Никаких пленных, — процедил Павел. — За то, что они творят — никаких пленных.

— Во, лютый! Из друзей кого-то убили?

— Нет, — ответил Гусев, равнодушно присаживаясь рядом с трупами. — За женщину одну с девочкой. Там еще другие гражданские были. Все мертвые.

Солдаты успокоились, присели на свои места.

— Это за какую женщину с ребенком?

— Не знал я их, — вздохнул Павел. — На женщине платье темно-синее в белый горошек, а девочка — лет пяти, светловолосая такая, в сарафанчике. Вон там лежат.

— А ведь это Ленка, похоже, жена прапора нашего. Видел я ее как-то в таком платье. Вот это да… Узнает прапор — рехнется. Сразу — и жену, и дочь…

— Не узнает, — ответил другой солдат. — Я еще вчера вечером видел, как его пулеметной очередью полоснуло.

— Где? — переспросили удивленно.

— Там где-то, — вяло махнул боец рукой в сторону вагонов. — Толком и не скажу. Сами знаете, что творилось.

— Что ж ты молчал до сих пор?

— А что он, особенный какой, прапор наш? Других мало погибло, что ли?

— Это да… Ну, теперь они все вместе будут уже неразлучно…

Гусев отстраненно слушал рядовых.

Появился лейтенант с эмблемами железнодорожных войск, как и у солдат. Увидев его, те устало встали. Павел поднялся тоже.

Офицер окинул взглядом подчиненных, мельком глянул на Гусева, посмотрел на убитых.

— Кто их?

Один из солдат мотнул головой в сторону Павла.

— Он. Говорит, за жену прапорщика Акимова и дочку его.

Лейтенант выругался.

— Убиты? — спросил он, справившись с эмоциями.

Гусев сказал:

— Я не знаю ни вашего прапорщика, ни его жену. Видел только мертвыми женщину в темно-синем платье в белый горошек и маленькую девочку, светловолосую, в сарафанчике.

— Они, скорее всего, — поджал губы лейтенант. — Как теперь Акимову сказать?

— Он тоже погиб, товарищ лейтенант, — ответил тот солдат, что поведал остальным о смерти прапорщика. — Пулеметной очередью его почти пополам перерезало…

Лейтенант досадливо поправил кепи и посмотрел на Гусева.

— Какая часть?

Павел ответил после небольшой паузы:

— Из штрафников я. Осужденный, бывший старший лейтенант Гусев. Вчера прибыли и сразу попали под раздачу.

— Остальные где?

— Не знаю. Наверное, погибли.

— За что в штрафники угодил? — поинтересовался лейтенант.

— За драку. Жениха своей бывшей девчонки избил. Дали два года общего режима с заменой на шесть месяцев штрафного батальона.

— Ясно, — сухо ответил офицер. — Сдать оружие.

Помедлив, Гусев протянул офицеру свой автомат.

Лейтенант передал его одному из бойцов и сказал, обращаясь к Павлу:

— За мной.

Они пошли. Причем офицер шагал рядом, будто и не конвоировал штрафника.

— Как зовут? — с чем-то похожим на участие спросил лейтенант.

— Павел.

— А меня Валерий. Куришь?

Гусев кивнул.

Офицер угостил сигаретой, прикурил сам и поинтересовался:

— Что за войска?

— Пехота.

— Мы, как видишь, желдорбат. Откуда вас доставили?

— Из Екатеринбурга. Я, вообще-то, местный, родился в Красноярске и восемь классов окончил.

— С возвращеньицем на родину, — невесело усмехнулся офицер. — Не повезло тебе, честно скажу. Видишь, какая тут жопа. А штрафников так и вообще косят пачками. Сам свидетель. Наш батальон в городе по соседству со штрафбатом стоял. Мы-то там еще до начала боев встали, типа для поддержания порядка, то, се. Вот и поддерживали. А потом такое началось! Штрафбат пригнали — и сразу в мясорубку! Кто бы мог подумать, что так серьезно все обернется.

Лейтенант вздохнул и добавил:

— Нас только пять суток, как перебросили сюда, поближе к родным и привычным шпалам да рельсам. Честно говоря, думал, потише будет, не как в городе. Там вообще полный пипец. А оно и здесь полыхнуло! Так что не повезло тебе, брат. Ну, даст бог — уцелеешь.