Алексей Лукьянов - Бандиты. Красные и Белые

Но вот — пригодился.

Голубятня возвышалась прямо на крыше штаба, днем с нее открывался отличный вид и простреливался весь центр станицы. Чепай с Петькой прекрасно понимали, что в темноте стрельба будет неэффективной, но выбирать было не из чего.

Главное — добраться туда раньше, чем белые закончат зачищать станицу.

Чепаев оглянулся. Все тихо, хвоста, вроде, нет.

Шли черным ходом — мимо колодца и овощной ямы к лестнице, ведущей на чердак. Из удушливого чердачного мрака можно было попасть на гремящую под ногами, обитую прохудившимся железом крышу, и вот она, голубятня.

— Чепай, а голуби?

— Тише! Пусть спокойно сидят, не враги.

Вот он, тайник. Чепай с Петькой осторожно выкатили «максим» из укрытия, сняли брезент, протерли оружие ветошью, проверили затвор, заправили ленту.

— Слышь, Чепай, а ведь совсем развиднелось. Я коня хорошо вижу.

— Подвинься, мне пристреляться нужно.

Чепай посмотрел в прорезь прицела. А ведь и впрямь — развиднелось.

Внизу послышались шаги. Петька аккуратно выглянул наружу и тут же спрятался в тени голубятни:

— Отряд. Белые.

Эх, если бы тут была пара «льюисов», а не один «максим», который никак не развернуть под таким углом… Черт, да хватило бы пары гранат, чтобы накрыть вон того казачка в бурке; он, судя по всему, командир.

Отряд прошел по улице и оказался прямо на линии огня.

— Стреляй, Василий Иванович! Уйдут, проклятые.

— Сиди тихо! — прошипел Чепаев. — Они и так у меня на мушке.

Белые не могли решить, какой дом принадлежит Чепаеву, потом заметили лошадь на крыльце — и началось.

— Кто там за тебя отвечает? — спросил Петька, услышав неразборчивый крик из дома.

— Митяй, наверное. У мальчишки голос еще не переломался.

— Раз! — послышалось с улицы.

— Ну, с богом, — сказал Чепай и повесил на грудь Льва. Поменяли глаза цвет или нет, Петька не разглядел — в голубятне было слишком темно.

— Два!

— Петька, смотри в оба. Как нас заметят, попытаются влезть.

— Не учи ученого!

— Три!

Дом был выстывший, пустой, хотя ушли из него, судя по всему, совсем недавно. Может, месяц назад, может, раньше.

Митяй открыл подпол, чтобы сигануть туда, когда в избу начнут стрелять. Лёнька стоял в темноте, у двери. Дверь до конца не закрывалась, поэтому, чтобы конь не ушел, Лёньке пришлось держать узду в руке.

— Главное, — говорил Митяй, — как стрельба начнется, опусти поводья и тоже в подпол ныряй. Иначе — в решето.

Лёнька прикинул расстояние. Нырнуть не получится — шею свернешь. А вот проползти…

— Чепаев, дом окружен, — донеслось с улицы. — Выходи с поднятыми руками, если не хочешь, чтобы мы тебя поджарили!

У Лёньки душа ушла в пятки. Он не ожидал, что все начнется так скоро.

Митяй хмыкнул и проорал так, что стекла зазвенели:

— Кто это там гавкает?

Пока белые разбирали его слова, Митяй шепотом окликнул Лёньку:

— Эй, шпион! Ты стрелять умеешь?

— Ага, — обрадовался Лёнька.

— Держи.

Лёнька придавил поводья ногой и поймал небольшой дамский пистолетик с перламутровой рукояткой.

— С предохранителя снять не забудь.

— С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает подхорунжий Белоножкин. Слыхал о таком?! — донеслось снаружи.

«Эх, Белоножкин, — подумал Лёнька. — Хороший ты мужик. И почему мы не на одной стороне?»

— Считаю до трех. Раз!

«Все-таки давать такой пистолет — насмешка. Этой пукалкой только ворон пугать!»

— Два!

— Готовься, шпион, сейчас кэ-эк…

— Три!

Снаружи что-то негромко чихнуло, и всю комнату залило красивым красным светом. Потом разорвалась граната, стекла в окнах вылетели, и Лёнька едва не погиб.

Поводья, пока он разбирался с пистолетиком, захлестнули ступню, а Чалый, испугавшись взрыва, рванул и потащил за собой Лёньку.

Двери и крыльцо Лёнька преодолел на удивление легко и безболезненно — потому что порожка не было, и, распахнув дверь ногами, слетел с крыльца, как на лыжах слетают со снежной горки.

Над собой в небе он увидел красную сигнальную ракету, странно вывернутый мир, переливающийся оттенками рубина, траву, крыши, стены… и тут он пребольно стукнулся.

Чалый метался по двору, Лёнька волочился за ним, словно кукла. Копыта ударяли в опасной близости от глаз, рук, паха. Началась беспорядочная стрельба, неподалеку деловито застучал пулемет, а Лёнька, совершенно ничего не боясь, пытался выскользнуть из захвата.

Кто-то истошно заорал:

— Чепая конь понес!

«Почему мне совсем не страшно? — думал Лёнька. — Меня конь тащит, может расплющить башку подковой, а я еду, будто с горы на собственном заду».

Тут он остановился, а Чалый умчался куда-то в ночь. Лёнька, будто его не мотало только что из стороны в сторону, вскочил на ноги. Стало понятно, почему приключение закончилось — Чалый стянул с его ноги ботинок.

Из-за угла выскочил казак, и Лёнька выстрелил ему меж глаз прежде, чем осознал, что казак — это Милентий.

Несмотря на размер, пистолетик делал свое дело: Милентий свел глаза к переносице, будто хотел посмотреть на дырку от пули, и упал, накрыв собой Лёньку. И вовремя, потому что рядом разорвалась граната. Несколько осколков пробили тело мертвого казака. Теплая кровь полилась на Лёньку.

Выкарабкавшись из-под мертвеца, Лёнька кинулся бежать. «Он же был мой друг, — думал Лёнька, в лабиринте заборов выбирая лучший путь к своим, — как это у меня так получилось? А если бы тут Зиновий был?»

Вместо Зиновия он столкнулся с Николаем.

— Бедовый? — обомлел казак. — Ты что здесь…

Враг, подумал Лёнька и вскинул руку. Но он ведь и друг, пронеслась шальная мысль, мы же из одной миски ели! Меня совесть мучить будет!

Пустое. Сердце бьется ровно, пистолет в руке не дрогнул.

«Второй, — подумал Лёнька. — Я убил двух людей, и оба были моими друзьями… Ну и хрен с ними».

С разных сторон раздавались крики, непрерывно гремели выстрелы, напоминая треск дерева во время пожара.

Лёнька выскочил на площадь. Пулемет лупил с голубятни, там были свои, своим надо помочь.

Не обращая внимания на стрельбу, на мелькающие тени врагов, на потерявшийся ботинок, Лёнька, почти не хромая, приблизился к штабу, и вовремя: двое казаков уже карабкались наверх.

— Я здесь, — крикнул Лёнька врагам.

Казаки оглянулись, и Лёнька выстрелил каждому в сердце.

Плечо обожгло. Лёнька упал и пару раз выпалил наугад.

Пистолет оказался пятизарядным, шестой выстрел получился пустым щелканьем курка по бойку. Всматриваться, попал он или нет, было некогда, нужно быстрее добраться до упавших с лестницы тел и снять с них оружие.

У него ничего бы не получилось — его преследовал конный казак, но сверху раздался одиночный выстрел — и мертвое тело упало в грязь, а лошадь, промчавшись мимо Лёньки, остановилась возле колодца и начала мирно щипать траву, не обращая внимания на стрельбу.