Александр Авраменко - Экспансия

— Тише, брат. Приговор зачитывают.

И верно — на помост вышел герольд в богато расшитой одежде, развернул с важным видом свиток и, прокашлявшись, заблажил во всё горло:

— По приказу Святой Церкви предаётся казни девка Францишка с Руси, раба виконта де Блюе, наведшая на него порчу, из-за чего честный рыцарь оказался расслабленным…

Толпа просто покатилась от смеха, не удержался и слав:

— Это же надо быть таким идиотом, чтобы признаться на весь город и всю округу в своей импотенции!

Окружающие его тамплиеры тоже заулыбались. Но в следующее мгновение Дар вдруг стал серьёзным — на помост вытащили молоденькую девушку, вряд ли старше шестнадцати лет в простом изорванном платье. Она еле шла, поскольку её ноги были покрыты страшными ранами, обнажённые руки так же исполосованы кнутом, и несчастная фактически висела на руках палачей. Герольд тем временем продолжал:

— Приговорена она, после следствия, учинённого каноником Святой Церкви нашей Теодальдом из Бургоса, как ведьма, к казни в кипящей смоле, поскольку упорствующая и не раскаялась в вере своей еретической.

Дар вдруг тронул своего жеребца, расталкивая толпу широкой конской грудью. На него шикали, пытались огрызнуться, но увидев рыцаря, да ещё и тамплиера, в страхе умолкали, и слав уверенно пробирался к месту казни. Приговор уже был зачитан, и герольд вновь с важным видом скатал свиток в трубку, показал толпе печать, болтающуюся на нём, потом вновь открыл рот:

— Кто желает сказать?

Раздался чей-то визгливый голос:

— Ведьма!

И потух. Зато в ответ позвучал весёлый бас:

— Этот виконт от рождения импотентом был, поскольку на женщин у него не встаёт, а только на детские попки!

Толпа восторженно загоготала, но герольд вскинул руку:

— По обычаю древнему предлагаю спасти девку. Спрашиваю в первый раз — Кто желает взять её в жёны?

Мгновенно воцарилась тишина, слав наклонился к последовавшему за ним солдату:

— Почему все молчат?

— Взявший её в жёны сам может стать рабом. Либо должен будет возвести её в титул, а это стоит не меньше двух тысяч денье [50] 2,8 кг серебром .

— Понятно…

Между тем герольд вновь крикнул:

— Спрашиваю вас второй раз, кто готов взять её в жёны?

И вновь тишина. Стоящая на помосте девушка качнулась, и до этого бледное лицо стало совсем, как мел… Герольд открыл было рот, собираясь закричать в третий раз, но тут сверкнул меч, выхваченный из ножен, и спокойный голос произнёс:

— Я.

Разодетый хлыщ даже качнулся от неожиданности:

— Что — я?

— Я, рыцарь Дар фон Блитц, готов взять эту грязную девку в жёны.

Герольд хитро прищурился:

— Известно ли тебе условие, рыцарь фон Блитц?

— Две тысячи денье? Конечно. Где и когда?

— Здесь, и сейчас.

Герольд заулыбался — у неизвестного спасителя ничего нет. А такая сумма должна занимать немало места. Но рыцарь, судя по имени, германец, спокойно открыл сумку своего седла, немного покопался в нём и вытащил нечто, от чего у тех, кто увидел, точно так же открылись рты, как и некоторое время назад в Святой Земле…

— Мне за него давали сто пятьдесят тысяч динариев. Какой титул я могу приобрести для этой девушки?

— А… Ва… А…

Дар одним могучим прыжком оказался на помосте, оттолкнул палачей, и когда ведьма начала падать, лишённая их поддержки, подхватил славянку на руки, и точно таким же прыжком оказался вновь в седле. Обернулся:

— Все условия соблюдены, герольд?

— Д-да…

— Сдачу принесёшь в командорство Ордена тамплиеров в Ла-Рошели.

Тот взмолился, едва не упав на колени:

— Но у города нет таких денег!

Дар усмехнулся:

— Тогда город будет у меня в долгу.

И тронул своего жеребца к ожидающим его тамплиерам. Шагом соскочил с коня, перед ним предупредительно отдёрнули полог тента, и он бережно уложил её на постеленную там солому, на которой все отдыхали по очереди, поскольку двигались практически без перерыва. Потом обернулся к сопровождающим его воинам и тихо, едва слышно произнёс:

— А теперь уносим ноги, и быстрее…

…Только оказавшись за городскими стенами слав успокоился, до этого непрестанно торопя своих спутников. Фон Гейер не выдержал:

— С какой стати ты так спешишь? Ведь всё по закону!

Дар хитро прищурился и показал назад, остановив своего жеребца:

— Слышишь?

Все тоже остановились — за стенами Пуатье набирал силу рёв толпы…

— Это ещё только начало — сейчас они камешек делить начнут между городом и сеньором…

Тут уж рассмеялся даже Брат Бонифаций… Но Алекс показал подбородком на повозку:

— А она? Что с ней?

— Ты же слышал — она с Руси. Только имя какое то не такое. Наверняка уже здесь перекрестили. Значит, землячка. А помочь земляку — святое дело.

— Это я понимаю. Тут другое — ты пообещал взять её в жёны перед городом, а значит, что по прибытии в Ла-Рошель тебя обвенчают. Ибо мы обязаны показать судье в Пуатье, что таинство было свершено, иначе нас обвинят в ереси и пособничестве ведьме.

Слав посерьёзнел — как то в порыве благородства он об этом не подумал. Потом отчаянно махнул рукой:

— Ладно. Согласен…

А чего бояться? Брак по обычаям Распятого в Державе уж точно не признают. Так что… Но вообще надо помочь девчонке — всё-таки, хоть и седьмая вода на киселе, а своя… Спрыгнул с коня, зацепил поводья за крюк, вделанный в доски повозки, сам забрался внутрь и оттуда махнул рукой, мол, поехали. Тамплиер пожал плечами — сам решил, тебе и разгребать… Слав осторожно откинул лохмотья с ног девушки — мать моя… Похоже, испанские сапоги или тиски… А здесь — точно калёное железо. Скоты! Звери! Едва не зарычал от бешенства, но сдержался. Полез в свои сундучки, достал мази, стал обрабатывать. Очень осторожно, бережно. Смывал грязь, накладывал чистые тряпицы с лекарствами, забинтовывал. Закончив, хотел перейти выше, но вдруг наткнулся на настороженный взгляд зелёных глаз. Молча протянул руку, сдёрнул с тюка плащ, прикрыл её ноги, потом взял левую руку, снова прошипел нечто неразборчивое — хуже дикого зверя эти франки и слуги Распятого… Опять началась кропотливая работа: промывание, наложение тряпиц с лекарствами. Девушка охнула, когда телега качнулась — уж спина то точно исполосована… А он её, естественно, прямо на раны уложил…Вот балда!

— Эй, перевернись на живот, надо твою спину в порядок привести.

— Ты — русич?

Чуть не треснул себя по лбу — машинально, забывшись, обратился к ней на родной речи, как то расслабился, узнав, что она с Руси… Отрицательно мотнул головой, и увидев, что та сжалась, уже не таясь, пояснил:

— Слав я. Одного корня мы люди.

— Слав? Не слыхала…

— Свой я. Не бойся. Сейчас тебя подлечим, а потом к нашим отвезём. Кстати, почему тебя Франциской назвали?