Сергей Лукьяненко - Роман-трилогия «Остров Русь»

Поднявшись и исполнив от радости пару хореографических па, он вытащил из-под шкафа книгу и по слогам прочел название: «Даниэль Дефо. Робинзон Крузо.»

«Вот так занесло! — подумал он, — впредь буду осторожнее.»

Похвастаться очередным волшебным достижением не терпелось, и он побежал к Гапону.

Поп выслушал его, не выпуская из рук ножницы и кабель, от чего сердце Кащея холодело, энтузиазма не проявил, спросил только:

— Ты, Кащей, просто свихнулся от переживаний. Помешался. На шкафах. Как твое изобретение поможет мне стать князем русским?!

— А-а! — с обидой махнул Кащей рукой, — что с тобой толковать! — Но, увидев, как хищно поп пощелкал ножницами, добавил: — Поможет, поможет, не боись! — и помчался обратно в замок, бормоча: — Теперь только детишек выкрасть осталось...

Задача осложнялась тем, что отправиться за пацанами в прошлое Кащей не мог: там, в отсутствии этномагического поля, он потерял бы свое нынешнее обличье, магические способности и злодейский характер. А все это ему очень любо было.

Выход нашелся быстро. Кащей решил сделать во времени дыру, (что это такое, он и сам не понимал, но знал, что справится) и уговорить пацанов в эту дыру шагнуть.

Привычно взмахнув руками, Кащей произнес зловещие заклинания. На потолке библиотеки зазвенела люстра, стеллажи с книгами зашатались, а посреди помещения возникло дрожащее пятно света...

Кащей подошел поближе и вгляделся в него. Глазам его открылась небольшая комнатка, с продавленным диваном, на котором сидели два мальчика с разинутыми от удивления ртами..

Когда я пришел из школы, Стас сидел на диване, и, высунув от натуги язык, писал в клетчатой тетрадке, подложив под нее учебник природоведения. Услышав, как хлопнула дверь, он торопливо спрятал тетрадку в самое надежное место — под диван. Вот глупый, не понимает, что в зеркале, висящем в прихожей, все прекрасно видно. Интересно, что он такое секретное пишет?

Бросив портфель в угол, я посмотрел на Стаса и поинтересовался:

— Что на обед?

— Варенье с батоном, — хмуро ответил Стас. — На второе — чай.

— Лентяй! — возмутился я. — Сегодня твоя очередь готовить!

— Не хочешь варенье — зажарю яйца, — согласился Стас. — Как ты вчера.

— Хочу варенье, — быстро передумал я. И мы отправились обедать.

...Шли третьи сутки нашего автономного существования. Запасы пищи подошли к концу вчера, деньги — на день раньше.

— Это ты виноват, что у нас только хлеб и варенье остались, — намазывая очередной бутерброд, обвинил я Стаса.

— Я думал, ты не очень расстроишься, если я позову друзей перекусить после футбольного матча, — смущенно ответил брат.

— Одного-двоих — это еще куда ни шло, — рассуждал я, давясь ненавистным бутербродом. — Но целая орава проголодавшихся пятиклассников — это офигеть можно!

— Надо было спасать положение, — оправдывался Стас. — Мороженные пельмени — идеальное решение!

Бутерброд определенно не лез в горло, а торопливо спрятанная Стасом тетрадь не давала покоя. Стихи он, что ли, писать начал?

— Делай яичницу, — велел я, откладывая истекающий вареньем хлеб. Стас вздохнул, открыл холодильник, и стал доставать с плетеных полок мелкие грязные яйца, брезгливо держа их кончиками пальцев. А я тихонечко пошел в зал, запустил руку под диван, вытащил тетрадь и принялся читать...

«Вы про меня ничего не знаете, если не читали книжки под названием „Сегодня, мама!“, но это не беда. Эту книжку написали сразу два писателя, наверное, в одиночку не решились, и, в общем, не очень наврали. Кое-что присочинили, но в общем рассказали все как было. Это ничего. Я еще не видал таких людей, чтобы совсем не врали, кроме разве Кубатая и Смолянина, да еще сфинксов, но они не люди. Про Кубатая — это генерал-герой, — про Смолянина и сфинксов рассказывается в этой самой книжке, и там почти все правда, только кое-где приврано. А еще эти писатели решили, что если в книжке два главных героя, то одного надо все время ставить в смешные положения и показывать каким-то недотепой. Не знаю, как они выбирали, над кем будут издеваться, может спички тянули, только издевались в основном надо мной. А мой старший братец Костя все время оказывался таким умным и находчивым, что прежде чем я дочитал до конца, я две книжки порвал на кусочки.

Только в этой истории никакого такого вранья не будет. И ничего смешного тоже, я уж постараюсь. Это будет зловещая книжка. Так что если кто-то хочет посмеяться, то пусть эту книгу не читает, а идет в магазин, покупает себе колбасу, ест ее и молчит. А я буду писать серьезно и трогательно, как знаменитый детский писатель Игорь Петрович Решилов.

Недавно наши родители уехали в Антверпен, на конгресс археологов-борцов за палеоконтакт. Мы с Костей немножко надеялись, что они и нас возьмут. Но этого не получилось по финансовым соображениям, так папа признался. Про наши приключения в будущем никто не знает, а вот родители недавно откопали какую-то древнюю железяку и сразу стали знаменитыми. Вот их и пригласили на халяву.

Папа очень не хотел оставлять нас одних, он считает, что если дети остаются одни дома, то с ними непременно случаются какие-нибудь неприятности. Но мама, конечно, его переспорила. Она-то помнит, как достойно я проявил себя в Древнем Египте.

Так что мы родителей за границу отпустили. Папа ведь даже в прошлом не был, а уж на Венере и мама не бывала. У них было тяжелое детство, у мамы — рабовладельческое, у папы — пионерское. Пусть отдохнут. Нам оставили в морозильнике котлеты и пельмени на неделю, деньги на молоко и хлеб — в пределах разумного, как сказал папа, и попросили соседку — тетю Клаву — за нами присматривать. Ничего интересного пока не случилось, и я боюсь, что...»

На этом месте, похоже, мое появление прервало Стасово творчество. Я спрятал тетрадь и покачал головой. Ну и Стас! Вот это да! Писателем решил заделаться! С чего бы это? Может ему витаминов не хватает? Или от того, что я его футбольным мячом по голове стукнул? Бедняга...

— Я сготовил яичницу, — хмуро сообщил Стас, входя в комнату и подозрительно меня оглядывая. — Только она... не очень. Будешь есть?

— Буду, Стасик, — оставив его в полном остолбенении я вышел на кухню. Есть яичницу, приготовленную писателем, мне еще не доводилось, и я мужественно приступил к обеду. Ничего особенного, скажу вам. Яичница как яичница, подгорелая и несоленая.

Потом я вернулся в зал, сел рядом с притихшим и настороженным Стасом, и мы немножко поговорили на древнеегипетском. Это чтобы не утратить навыка, и еще потому, что мы по маме скучали, хоть и не хотели друг другу в этом признаваться.