Александр Лысёв - «Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы

Следующий день обсуждали события боя в Чемульпо. Занятия опять были сорваны, но никому за это не влетело. Почти все студенты, проявляя невиданное доселе единодушие, восхищались подвигом «Варяга» и «Корейца».

– Вы представьте, господа, двое против четырнадцати! – кричал щупленький паренек в студенческой тужурке, запрыгнув на кафедру, которую зачем-то положили на бок. – И не побоялись выйти, и сразились!

– И ни с чем вернулись, и корабли потеряли, – в диссонанс общему настроению заявил кто-то довольно громко из задних рядов.

– Зато честь не потеряли! – обрушились на критиковавшего со всех сторон.

– За честь и жизнь отдать не жалко! – бушевала учащаяся молодежь.

– Легко сказать… – бурчал одинокий оппонент, боком пробираясь к выходу из аудитории.

Через некоторое время почти весь курс, на котором учился Веточкин, распевал по-немецки: «Die Fahnen sind hoch, die Kanonen bereit…» Опубликованное австрийским автором в одном из мюнхенских журналов стихотворение о «Варяге» нашло моментальный отклик в России. Вскоре оформился и лег на музыку его русский перевод:

«Наверх вы, товарищи, все по местам…» По-русски студенты запели с еще большим воодушевлением…

Занятия в университете все же вернулись в нормальное русло. В один из дней, когда пары уже закончились, Петю окликнули в сумрачном коридоре:

– Эй, Веточкин!

Петя разглядел выступивших из полумрака своих бывших товарищей по кружку, в котором они в прошлый учебный год изучали труды немецких экономистов.

– Послушайте, Веточкин. – В заговорившем с ним Петя узнал того, кто критиковал наперекор всем в аудитории подвиг «Варяга» и «Корейца». – Не пора ли нам определить свои позиции?

– В каком смысле? – не понял Петя.

– Вы прогрессивный человек, Веточкин. У вас сильная теоретическая подготовка, мы с вами вместе Маркса штудировали, – сурово напомнили ему.

– Эта война империалистическая, – вступил в разговор еще один студент, тоже из кружковцев. – Российское самодержавие не должно в ней победить. Иначе все трудящиеся попадут в еще большую кабалу.

– А вы, Веточкин, в последнее время отдалились от прогрессивных идей. Нехорошо.

– Так что вы скажете, Веточкин? – Петю незаметно приперли в темный угол. – Вы с нами или нет?

– Я… – Петя поозирался вокруг и вдруг выпалил то, что в его собственной голове еще только неосознанно вертелось все эти дни, но до последнего момента целиком пока не обрело законченных форм: – Я ухожу добровольцем на фронт.

И в совершенно несвойственной ему манере сделал решительный шаг вперед, толкнув плечом загораживающих проход собеседников, у которых от такого оборота дела с удивлением пооткрывались рты.

– Дайте пройти, – твердо заявил Петя и, выбравшись в коридор, добавил невпопад: – Пожалуйста… Честь имею, господа!

– Ступайте, батенька, – заявил профессор Мигунин, которому Петя поведал о своих намерениях. – Разговоры разговаривать – невелика премудрость. А вот взять и сделать… Бог вам в помощь!

…В середине февраля 1904 года Цибулевич-Панченко присутствовал на одном из светских обедов, целью которых был сбор средств в помощь армии и флоту. Сюда явились сливки петербургского военного и морского обществ. Мелькали фраки представителей деловых кругов и роскошные платья женщин. Совершенно неожиданно журналист здесь встретил и Хлебникова. Штабс-ротмистр был одет с иголочки, наутюжен и напомажен, кошачьи усы весело топорщились над верхней губой расплывшегося в широчайшей улыбке рта. Закончив светскую беседу с каким-то морским чином, Хлебников, держа в руке бокал шампанского, подошел раскланяться с журналистом.

– Здравствуйте, дорогой Семен Семенович! Какие у нас в вами сплошь гастрономические случаются встречи, – пошутил ротмистр.

– Здесь цель отнюдь не чревоугодие, – отвечая на приветствие, заметил Цибулевич-Панченко.

– Безусловно! – Лицо Хлебникова моментально приняло самое серьезное выражение. – Достойнейшие люди жертвуют средства нашим героическим армии и флоту. Благородно. В высшей степени благородно!

– Как ваша командировка? – сдержанно поддержал разговор Панченко.

– Командировка? – вскинулся Хлебников. – Моя командировка прошла превосходно! Замечательных лошадок заготовили.

И, понизив голос, сообщил доверительно:

– Лошадки уже отправлены эшелоном на восток. Ну, вы понимаете… Скажу только вам, любезный Семен Семенович, я здесь тоже не задержусь. В самое ближайшее время – туда… – Хлебников сделал многозначительный жест головой.

– Понимаю, – покивал Панченко.

Хлебников поставил бокал, из которого, кажется, даже не пригубил, на столик. Произнес сочувственно:

– Вы выглядите уставшим, Семен Семенович.

– Да, дела…

Ротмистр выставил перед собой кисти рук с поднятыми вверх пальцами, энергично помотал ими перед журналистом:

– Даже не спрашиваю, Семен Семенович, даже не спрашиваю, что за дела! Все понимаю, решительно все! Время военное, любое неосторожное слово… Согласен с вами и полностью поддерживаю…

– Ну, так-то уж, может, и не надо, в самом деле… – стушевался журналист.

– Надо! Именно так и надо. Простите, Семен Семенович, вынужден откланяться – служба…

Цибулевичу-Панченко представили того морского чина, с которым несколько минут назад оживленно беседовал Хлебников. Как выяснилось из разговора, моряк недавно получил назначение на эскадренный броненосец «Слава».

– Есть ли шансы успеть закончить постройку и присоединиться к остальным броненосцам проекта «Бородино»? – поинтересовался Семен Семенович.

– Да, «Слава» в постройке отстает от своих собратьев. Приложим все усилия, чтобы успеть.

Выпили шампанского. Офицер, любезно улыбаясь, сообщил журналисту:

– Я уже рассказывал вашему другу штабс-ротмистру о том, как идут дела на броненосце. Господин Хлебников по секрету поведал, что вы пишете очередную статью, вот и интересовался по-дружески, так сказать…

– Моему другу?.. – промямлил Цибулевич.

– Он отрекомендовался вашим другом. Разве не так? – вскинул бровь офицер. – Вы так мило беседовали. Я наблюдал.

– Да, конечно, другу… Беседовали…

Возразить было нечего.

Егор Шолов сидел на баке броненосца «Наварин» и курил первую за сегодняшнее утро папиросу. Из-за отрогов высоких холмов, окружавших бухту, проглянуло неяркое зимнее солнышко, нисколько, однако, не согревая. Все же на душе стало чуточку теплее.

«Ну и закрутила с нами судьба-злодейка, – подумалось матросу, – да так, что и продыху нет…»

На Ляодунский полуостров 1-я Дальневосточная эскадра пришла в двадцатых числах января 1904 года. Избитый штормами, с облупившейся краской, разбитый и расшатанный, тяжело вполз броненосец «Наварин» на внутренний порт-артурский рейд. Не лучше выглядели и остальные суда эскадры. Буксирами заводили не способные передвигаться самостоятельно миноносцы. Слава богу, дошли…