Александр Лысёв - «Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы

– Угощайся.

Шолов сразу узнал Петю, с которым встретился случайно по прошлому году в Питере. Напомнив об этом Веточкину, матрос объяснил:

– У меня на лица память дюже крепкая.

– А говорят, у вас тут с едой проблемы, – кинув в кружку с чаем кусочек сахара, проговорил Веточкин. – Я гляжу, даже каша с мясом.

– Крупа есть, чай тоже. Хлеб кушаем помаленьку, – отозвался Шолов.

В разговор вмешался моряк, до этого хлопотавший по кухонной части:

– И мяса, браток, в достатке.

– А что за мясо? – поинтересовался Веточкин. – Вкус необычный.

– Телятина, – живо отозвался доморощенный кок. – Наисвежайшая!

Шолов искоса посмотрел на кашевара, но промолчал.

В середине дня в расположение десантной полуроты вернулись князь Радзивилл и лейтенант Пухов. Винтовка уже была у хорунжего за плечами. Отозвав Петю в сторонку, Радзивилл вполголоса произнес:

– Ну, Веточкин, принимайте благодарность от лица командования. Задание наше выполнено успешно. Я сегодня же ночью ухожу обратно. Желаете со мной?

– А можно мне здесь остаться? – быстро выпалил Петя неожиданно для самого себя и почувствовал, как краснеет.

Радзивилл в задумчивости потер ладонью затылок:

– Полагаю, что можно…

И, подмигнув Веточкину, закончил:

– Я же сразу разглядел – авантюрист вы! Вернусь – буду ходатайствовать о вашем награждении.

– Я не за награды… – еще больше вспыхнул Петя.

Князь мягко взял его за кисть:

– Знаю.

Они простились тем же вечером очень тепло. Закинув за плечи туркестанский мешок и винтовку, Радзивилл зашагал по траншее под покровом темноты в сторону окопа боевого охранения. Оттуда тропинка вела через лощину к бухте, где их на рассвете высадил китаец. Вероятно, князя там ожидали. Но Петя не стал выспрашивать у него подробности, рассудив, что излишнее любопытство в подобных делах ни к чему.

Веточкина прикомандировали к десантной полуроте броненосца «Наварин». Еще три дня и три ночи они вместе с матросами, сменяя друг друга, просидели в дозоре. На четвертое утро им на смену пришла морская полурота с броненосца «Сисой Великий».

– Утюги наши так и не починили, – с деланым безразличием пояснил Пете о подорванных в самом начале войны броненосцах Егор Шолов. Но было видно – матрос переживает. – Орудия на берег свезли, по фортам да горам расставили. Морячков в десант, как пехоту.

– Получается, вы пехота, только морская, – сформулировал Веточкин.

Шолов поразмыслил, прикинул что-то в уме – хмыкнул. Такое определение ему явно пришлось по душе:

– Ну да, получается морская пехота, – произнес повеселевшим тоном. Но тут же продолжил, сплюнув:

– Токмо сколько «халва-халва» ни говори, во рту слаще-то не становится.

– Чего так?

– Да сам рассуди: Маньчжурская армия от нас на север все раком пятится. Сидим в осаде. Флот в Артуре, почитай, весь расколошматили. Японец вон уже и с сухого пути из гаубиц по бухте бьет. В море бы выйти да сразиться! А нечем…

– Идет вторая эскадра, – осторожно заметил Веточкин.

– Эх, брат, когда ж она вдарит-то, а? – испытующе поглядел на Петю Шолов.

– Да еще и «дедушка» запропал, – продолжал матрос. Петя догадался, что речь идет об адмирале Макарове. – Чуем, затеяли они дело, не выдай Бог…

– Ударят, обязательно ударят! – убежденно произнес Веточкин.

– Все, кончай панихиду, – встряхнулся Шолов. – За Артур япошек зубами будем грызть, если понадобится… Пошли хабары собирать.

– Что? – не понял Веточкин.

– Шмотки свои бери. Нам смена выпала. В город идем.

– А-а… – протянул Петя. – Ясно.

Наваринская полурота под командой лейтенанта Пухова покидала свой боевой участок. Шли вольно, ногу и равнение в шеренгах не держали.

«Не то что каспийцы в Новом Петергофе», – вспомнил Веточкин свою идеально маршировавшую учебную команду 148-го полка. Здесь же морякам было на строевую подготовку откровенно наплевать, начиная с командира лейтенанта Пухова. Правда, во всем остальном они были ребята что надо – в этом Петя уже успел убедиться. Когда проходили мимо кухни, Веточкин разглядел заготовленную для закладки в ротный котел конскую ногу. В солнечных лучах поблескивала неснятая подкова.

– Вот так телятина, – опешил Веточкин.

– Наисвежайшая! – поддразнил шедший в колонне с ним рядом Егор Шолов.

Матросы вокруг дружно расхохотались…

Петя получил увольнение в город, и они вместе с Егором Шоловым отправились бродить по Порт-Артуру. Вопреки ожиданиям Веточкина, город жил своей обычной жизнью. Работали магазины и лавочки, стояли на перекрестках и площадях извозчики в ожидании пассажиров. Петя с удивлением замечал на первых этажах многих артурских домов знакомые еще по Петербургу вывески известных фирм: Гурина, Кондакова, Пташникова, Кунста и Альберста, Сиэтаса и Блока, Бисмарка, Никобадзе, Кларксона, Гинзбурга. Гостеприимно распахнул на набережной свои двери ресторан «Саратов». Из прохладного сумрака зала доносилось щелканье киев о бильярдные шары и реплики игравших офицеров. Деловито спешили в ремонтные мастерские порта закончившие свой обед мастеровые. То тут, то там попадались чины армии и флота. Веточкин и Шолов беспрестанно вскидывали руки к головным уборам в воинском приветствии. Размеренными шагами обходили городские кварталы совместные патрули, состоявшие из матросов, стрелков и дружинников. На посыпанных песком аккуратных изогнутых дорожках знаменитой «этажерки» – излюбленном месте прогулок артурской публики – мелькали котелки обывателей и дамские шляпки под зонтиками. День стоял солнечный, а артиллерийской канонады не было слышно ни с суши, ни с моря. И если бы не разрушенные и поврежденные здания, попадавшиеся на улицах города, да мешки с песком в витринах, могло бы показаться, что вообще нет здесь никакой войны.

– И часто у вас такое благолепие? – поинтересовался Веточкин.

– Случается, коли обстрела нет, – отвечал Шолов.

Они зашли в лавку под огромной вывеской «Торговая сеть магазинов И.Ф. Соловей». Навстречу поднялся приказчик в атласной жилетке и с напомаженными франтоватыми усиками.

– Бутылку «Пильзенского», – привычно бросил Шолов, выгребая из карманов мелочь.

– Закончилось, – последовал лаконичный ответ.

– Ну, тогда «Московское» черное.

– Тоже не имеем-с.

– Да что у вас с пивом-то творится? – возмутился Егор. – А чего есть?

– Местного завода Ноюкса, – бодро отрапортовал приказчик. – Тридцать пять копеек за бутылку.

Шолов поморщился, но делать было нечего.

– Дерете как за импортное, – проворчал матрос, выкладывая на прилавок медяки. – Ну давай. Будешь?

Последнее было адресовано Веточкину. Петя машинально кивнул. На прилавке появились две вытянутые бутылки темного стекла.