Уилбур Смит - Крик дьявола

Спотыкаясь, поскальзываясь на осыпающихся камнях, продираясь сквозь колючий кустарник, с криками и воплями они с обеих сторон обрушились на сгрудившуюся возле колес кучку аскари.

С разных сторон Роза с Себастьяном первыми достигли периметра германской обороны. Набранная скорость позволила им беспрепятственно прорваться сквозь передовую линию оборонявшихся, но вот теперь Роза с уже разряженной винтовкой была вынуждена лицом к лицу столкнуться все с тем же словно выросшим ей навстречу из-за скалы здоровенным аскари. Она вскрикнула, когда тот схватил ее, и от этого крика, точно от искры, ярость красной вспышкой сверкнула в голове Себастьяна.

В двадцати ярдах от него Роза сражалась с мужчиной, но была беспомощна, как ребенок, в его руках. Аскари стиснул ее и, перехватив тело, поднял над головой, чтобы, поймав равновесие, швырнуть на служившую ему укрытием остроконечную скалу. В набухших мышцах его рук, в толстой, скользкой от пота шее, в напряженно расставленных мускулистых ногах чувствовалась такая звериная сила, что Себастьян ясно понимал: Роза неминуемо погибнет, стоит тому бросить ее на камни: такого удара не смогут выдержать ни ребра, ни позвоночник, а внутренние органы просто разорвутся.

И Себастьян пошел на него. Убрав со своего пути двоих вояк менее внушительных размеров, орудуя «маузером», как булавой, из страха ранить Розу, набирая воздух для предстоящего удара, он преодолел разделявшее их расстояние именно в тот момент, когда аскари начал опускать руки.

— А-а-а! — От вложенной в размах силы из глотки Себастьяна вырвалось утробное рычание, он бил, словно топором, вкладывая в удар весь вес и силу. Приклад пришелся аскари по пояснице, и его почки лопнули, точно перезрелые плоды сатсума. Умирая, он повалился навзничь. Роза упала на него, так что его тело смягчило удар.

Выронив винтовку, Себастьян наклонился к Розе, чтобы поднять ее, одновременно закрывая своим телом.

Вокруг них Флинн со своими людьми, навалившись всеми силами, уже громили противника, выбивая у них из рук винтовки, вытаскивая из укрытий, с торжествующим смехом и возбужденными воплями упиваясь своей отвагой.

Себастьян хотел помочь Розе подняться. Он быстро посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что опасность миновала, и замер, затаив дыхание.

В тени одного из громадных стальных колес, в каких-то десяти шагах от них, он увидел стоявшего на коленях белого офицера — молодого, с зеленоватыми глазами, довольно смуглого для немца. От пятен пота и пыли его белая тропическая форма казалась залатанной, золотой шнур сдвинутой на затылок фуражки нелепо искрился на фоне напряженно злого выражения лица с поджатым ртом и стиснутыми зубами.

Он поднял сжатый в правой руке пистолет и стал целиться.

— Нет! — выкрикнул Себастьян, неловко пытаясь закрыть собой Розу, не сомневаясь, что немец выстрелит. — Mädchen! — завопил он на школьном немецком. — Nein shutzen dis ein Mädchen! [27] Девушка! Не стреляйте в девушку! (нем.) — И увидел, как изменилось выражение лица молодого офицера: под воздействием призыва к рыцарскому благородству злой блеск светло-зеленых глаз тут же смягчился. Однако «люгер» был все так же направлен в их сторону, когда Себастьян с офицером встретились взглядами. Это произошло в считанные секунды, но и малейшего промедления было достаточно: колебаний офицера вполне хватило, чтобы выросший словно из-под земли возле него Флинн уперся дулом ружья ему в шею.

— Брось пистолет, дружок. А то я удалю тебе гланды вместе с кадыком.

По всей долине пестрела поклажа, брошенная туземными носильщиками в безудержном порыве убежать подальше. Многие тюки и упаковки разорвались, а выпотрошенное добро разлетелось по земле, часть вещей повисла на нижних ветвях колючего кустарника.

Контингент Флинна благополучно мародерствовал — занятие, в котором бравые вояки демонстрировали непревзойденные навыки и изобретательность. Деловые, как шакалы возле добычи льва, они не брезговали подбирать все, что валялось, и тут же устраивать дележ найденного с мелкими потасовками.

Немецкий офицер молча сидел возле одного из колес. Перед ним с «люгером» в руке стояла Роза. С холодным безразличием они неотрывно наблюдали друг за другом. Сидевший сбоку Флинн рассматривал содержимое германских карманов, Себастьян с готовностью ему ассистировал.

— Это морской офицер, — заявил Себастьян, с интересом разглядывая немца. — У него якорь на кокарде.

— Басси, сделай милость… — отозвался Флинн.

— Да-да, хорошо, — с готовностью согласился Себастьян.

— Заткнись! — все же закончил свою просьбу Флинн, не поднимая глаз от офицерских вещей, которые он кучкой складывал перед собой.

Однако Себастьяну за время общения с Флинном удалось приобрести достаточную толстокожесть, так что он не моргнув глазом продолжал:

— Интересно, а для чего морскому офицеру понадобилось катать по бушу эти штуковины? — Себастьян с любопытством посмотрел на колесо и потом все же решил, как умел, обратиться к немцу. — Bitte, was ist das? [28] Скажите, что это? (нем.) — Он указал на колесо, но молодой офицер даже не взглянул на него — не отрываясь, он словно завороженный смотрел на Розу.

Себастьян повторил свой вопрос, но когда его вновь проигнорировали, слегка пожав плечами, наклонился, чтобы вытащить какой-то листок бумаги из небольшого вороха перед Флинном.

— Не трогай. — Флинн ударил его по руке. — Я читаю.

— Можно, я тогда хоть на это взгляну? — Себастьян показал на фотографию.

— Смотри не потеряй, — предупредил Флинн.

Положив фото себе на колени, Себастьян стал его разглядывать — на нем были три молодых человека в белых бушлатах и морских фуражках. Держась за руки, они широко улыбались для фотографии. За ними высилась надстройка военного корабля с орудийными башнями. Один из троих был их нынешним пленником, сидящим теперь возле колеса.

Повернув снимок обратной стороной, Себастьян прочел: «Бремерхафен. 6 августа 1911 года».

Флинн с Себастьяном были настолько поглощены своим занятием, что Роза с немцем, соединенные какой-то невидимой нитью, оказались будто бы совершенно одни.

Гюнтер Раубе был поражен. Глядя девушке в лицо, он испытывал неведомое ему доселе смешанное чувство страха и восторженного возбуждения. Несмотря на то что ее лицо оставалось практически безучастным, он ощущал затаенные в ней страсть и желание. Он не мог объяснить, что возникло между ними, но у него было предчувствие, что должно произойти нечто важное. Это будоражило его — он чувствовал, как волнение нарастает внутри, затрудняя дыхание. Но наряду с этим присутствовал и страх, который разливался в брюшной полости, словно теплое оливковое масло.