Вильгельм Шульц - Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

21:26. «С-13» начинает решительное сближение с противником.

21:27. Командир отдает приказ о переходе в позиционное положение. Одновременно он начинает понимать, что цель может ускользнуть.

В 21:35 ход вновь увеличивается до 12 узлов. Позиционное положение препятствует достижению еще большей скорости.

В 21:41 в концевых группах надувают цистерны главного балласта, и спустя три минуты подлодка, уменьшив сопротивление воды, развивает уже 14 узлов.

К 21:55, в тот момент, когда дистанция составляет уже не более 35 кабельтовых, командир «С-13» окончательно убеждается в том, что с выходом в атаку он опоздал. Курсовой угол лайнера на подводную лодку-120 градусов левого борта.

В 21:55 «С-13» ложится на курс 280 градусов и начинает длительный часовой обгон ничего не подозревающего «Густлоффа». В течение последнего получаса лодка развивает 18-узловой ход.

23:04. Лодка ложится на боевой курс 15 градусов, который выводит ее строго перпендикулярно левому борту лайнера. Через четыре минуты подлодка дает полный четырехторпедный залп. Дистанция до цели — 4,5 кабельтовых, расчетный угол встречи — 85 градусов.

Спустя 37 секунд первая рыбина с надписью «За Родину!» поражает левый борт цели в районе капитанского мостика. Вслед за этим почти сразу следуют еще два взрыва. «За Советский народ!», «За Ленинград!» — надписи на бортах торпед. Последняя с надписью «За Сталина!» отказалась выходить из трубы, что чуть было не привело к аварии. Командир приказывает уйти на глубину, чтобы избежать подрыва торпеды в аппарате.

Над волнами остервенело хрипел ревун. Луч прожектора шарил по волнам и заставлял тьму отступать. «Лёве» достиг точки рандеву. Прожектор чиркнул по борту лайнера. В следующую секунду над бортом взметнулся характерный белый фонтан, знакомый каждому подводнику, тем более командиру торпедной части.

— Черт! — выругался Карлевитц, когда звуки разрывов не оставили ни малейшего сомнения. — Этого я больше всего и боялся! Герр капитан-лейтенант, почему вы не включаете гидролокатор? Давайте хотя бы накажем этих уродов!

— Бесполезно, — ответил Прюффе. — Два дня назад мы повредили антенну ГАС [19] Гидроакустическая станция. при ударе о льдину. А что вы хотели, коллега? — Прюффе перехватил удивленный взгляд Карлевитца. — Вы ничего не говорили о том, что нам придется вступать в бой с русскими. Я и так уже изрядно подставился, поддавшись на ваши уговоры. Разве у вас был выбор?

Прав Прюффе, конечно, выбора не было — либо «Лёве», либо ничего. Карлевитц решил, что лучше хотя бы что-то.

— Курс на корму «Густлоффа»! — отдал приказ Прюффе. — Попробуем пришвартоваться и принять людей. — Нараставший с каждой минутой крен сделал это невозможным, но уже через 30 минут после взрыва торпед «Лёве» снимал со шлюпок первых пострадавших.

23:09… «Вильгельм Густлофф» получил серьезный крен на левый борт и начал тонуть… Через минуту весь левый борт ушел под воду.

Балтика неистовствовала. Снежные заряды один за одним проходили на юго-восток, волнение достигало 7 баллов. В этом месиве льда, воды, снега, ветра и стали боролись за жизнь несколько тысяч человек. Единственной их надеждой был эсминец с неисправной системой ГАС. Его радиостанция отстукивала в эфир координаты трагедии. И к этим координатам уже приближались тральщик «М 375» и торпедолов «TF 19». Наступал последний день января последнего года Рейха.

Около 2 часов пополудни следующего дня оберштурмфюрер цур зее Адольф Карлевитц пил уже вторую кружку шнапса в тщетных попытках согреться. Он провел полночи в ледяной воде, вытаскивая пассажиров «Густлоффа» из пасти озверевшей Балтики. Напротив сидели его товарищи. Ройтер и Зубофф мгновенно были отпущены, почти сразу же как в Готенхафен пришла весть о трагедии. Капитан порта решил не усугублять свою и без того незавидную участь. Его ведь предупреждали!

Казалось, Карлевитц никогда не согреется. Обхватив обеими руками кружку и укутавшись в одеяло, он продолжал свой сбивчивый рассказ:

— Спасти удалось около 1000 человек. Может, чуть больше. Я не считал. Очень много. — Он все еще сидел, обхватив голову руками. — «Лёве» был так нагружен, что едва не черпал бортами.

— Кто спасся? — сухо спросил Ройтер.

— Кто-кто… Ну подумайте, командир, вот мы бы на нем шли… У кого больше шансов — у меня? У вас? Или той бабульки с внучком? Да, женщины и дети — вперед! Но много ли проку от шлюпки, в которой нет гребцов? Естественно, спаслись те, кто лучше подготовлен. Кто научен покидать затопленные отсеки, кто просто физически здоров и может выдержать в ледяной воде хотя бы несколько минут! У кого скорее будет инфаркт? У меня или у 60-летнего ветерана Вердена? Бабы из вспомогательных частей — они тоже…

Карлевитц умолк.

Ройтер оглядел товарищей. На лицах застыла неопределенность. Пожалуй, впервые им пришлось переживать столь сокрушительное поражение. Задача не была выполнена. Эвакуация груза из Пилау провалена. На дне Данцигской бухты лежало ценнейшее оборудование, возможно, документы, чертежи, над которыми трудились сотни инженеров не один год, но самое главное — и это было труднее всего осознать — исчезли, ушли в бездонную пучину несколько тысяч людей. Так было только на «Титанике», да и то не так..

— Что примолкли? — процедил Ройтер сквозь зубы. — Страшно? Конечно страшно! Еще как страшно! Вы что думали? Враг вас пожалеет? Не-е-ет! Выловит из воды, накормит вкусным бульоном? Вас никто не пощадит. И никогда не стоит на это рассчитывать. Это война. И «вничью» она не закончится. Кто-то обязательно исчезнет с лица земли. Либо мы, либо враг.

— Не спите, Карлевич? — Ройтер застал командира торпедной части за столом в офицерском кубрике. XXI лодка, конечно, была попросторнее «семерки».

— Да что-то предчувствие какое-то тревожное… — отозвался Карлевитц. — Как будто вся моя семья зовет меня. Не понимаю. Должно случиться что-то страшное… Может быть, отец? — предположил он.

Карлевитц вздохнул…

— А что, он разве так плох? — спросил Ройтер. — Вроде бы еще год назад он был практически здоров и не так стар…

— Так-то оно так, — пожал плечами Карлевитц. — Но если рассудить здраво — что еще может им всем угрожать? Город не бомбят, русские далеко… Что может быть такого, чтобы вызвало боль всей семьи?

— Вы просто насмотрелись на «Густлоффе». Вот и не можете прийти в себя до сих пор. Идите прилягте. Скоро вам заступать. Мне совершенно не нужно, чтобы на траверзе острова Тори вахтенный уснул на мостике.

— Я понимаю… Все равно не могу уснуть. В эту ночь должно случиться что-то страшное. Я чувствую, как в мой мозг стучится волна горя. Извините, что я говорю на такие темы на лодке, но, как мне представляется, это все касается лично меня, а не экипажа.