Гарри Гаррисон - Кольца анаконды

Шерман надолго задумался, прежде чем ответить.

— Для обороны у меня имеются пушки на канонерских лодках, все еще стоящих на якорях у берега. Так что я могу отойти до берега и стоять нам. Если можешь оставить мне четыре батареи и минимум два полка, я бы сказал, удержимся. Мы всегда можем переправиться обратно через реку, если придется. Борегар мимо нас не пройдет. После Шайло мы не отдадим ни дюйма земли.

— Я думаю, что тебе лучше взять три полка. Бунтари все еще располагают ощутимой армией.

— Меня это вполне устроит. Ну что, грядут трудные времена, Улисс?

Грант крепко затянулся сигарой.

— Не могу тебе врать и скажу, что дела пойдут нелегко. Джонни Бунтарь попритих, но наверняка не угомонился. Мятежники с радостью увидят, как раковые шейки дадут нам пинка под зад. Но я не думаю, что в ближайшее время мятежники что–нибудь предпримут. С какой им стати?

— Ты абсолютно прав, — мрачно кивнул Шерман. — Они позволят британцам биться вместо них. А их разведчики тем временем будут следить за передвижениями наших войск, так что у них будет масса времени, чтобы перегруппироваться. Затем, когда мы будем связаны по рукам и ногам на новых фронтах, им останется только выбрать самую уязвимую точку и ударить там всеми силами. Врать я не могу. Наша война с конфедератниками не то что почти выиграна, а, наоборот, оборачивается крайне скверно.

— Боюсь, ты прав. Их шпионы повсюду, как и наши. Они узнают, где мы ослабили позиции, и будут знать в точности, что делают их друзья‑британцы. Затем, как только мы на минутку зазеваемся — бах! — и грянул бой. — Грант помолчал минутку, взвешивая в уме грядущие проблемы. — Камп, у нас у обоих были проблемы в прошлом — и в армии, и вне ее. По большей части вне.

На лице Шермана застыло мрачное выражение.

— За что я ни брался после армии, все казалось каким–то несущественным. Пока не начались бои, я был полон страхов и сомнений. Видел проблемы там, где их не существовало. Теперь все обстоит наоборот. Но самое курьезное, что теперь все обстоит гораздо проще. Война наделена какой–то ясностью, в битве есть законченность. Я чувствую, что наконец–то оказался на своем месте.

Встав, Грант сжал руку друга.

— Ты даже не представляешь, как ты прав. Я должен сказать тебе это. Перед лицом битвы некоторые люди цепенеют и теряют волю. Зато другие собираются и мобилизуют все свои способности. Такие редки, и ты один из них. Ты держал мой правый фланг в Шайло и ни разу не дрогнул. Под тобой пало много добрых коней, но ты не поколебался ни на миг. Теперь тебе придется повторить это снова. Держи фронт здесь, Камп. Я знаю, что тебе это по плечу, как никому на свете.

Адмирал британского военного флота Александр Милн был отважным и несгибаемым бойцом, когда наставал час проявлять отвагу и несгибаемость. Он был тяжко ранен в сражении во имя родной страны. Когда американцы остановили британский корабль и захватили на нем пленников, Милн отправился прямиком к министру и потребовал перевода на действительную службу.

Но при том он был и осторожен, когда требовалось проявить осторожность. И теперь, когда эскадра рассекала морские воды под теплыми звездными небесами, настало самое время для осторожности. Они держались вдали от суши с тех самых пор, как флотилия отплыла с Багамских островов в сумерках две недели назад и легла на северный курс. Острова кишмя кишат шпионами, и отплытие наверняка не прошло незамеченным, о чем и было доложено американцам. Лишь с наступлением ночи, когда земля скрылась за горизонтом, эскадра повернула к югу.

С той поры она шла только по приборам, не видя земли со времени острова Андрос, к которому подошли в сумерках, чтобы уточнить свое местоположение. Хорошая навигационная практика для офицеров. Они плыли на юг почти до тропика Рака, прежде чем легли на западный курс, чтобы двигаться вдали от маршрутов прибрежного судоходства. За все время плавания не видели ни одного другого судна, из чего заключили, что американцы их не ждут.

Только когда наблюдения полуденного солнца, согласованные с судовым хронометром, подтвердили, что флотилия достигла восемьдесят восьмого градуса западной долготы, они изменили курс в последний раз. Плыли строго на север к побережью Соединенных Штатов в районе Мексиканского залива.

Адмирал Милн избрал своим флагманом броненосец «Воитель» и сейчас стоял на мостике рядом с капитаном Роландом, командиром корабля.

— Сколько узлов, капитан? — поинтересовался он.

— По‑прежнему шесть узлов, сэр.

— Хорошо. Если расчеты верны, мы должны приблизиться к берегу на рассвете.

Взобравшись на спардек позади мостика, он оглянулся на корабли, держащиеся в кильватере. Первыми шли два линейных корабля — «Каледония» и «Роял Оук». За ними следовали транспорты, на фоне ночных небес казавшиеся лишь неясными размытыми рисками. А дальше, невидимые во тьме, двигались остальные линейные корабли, фрегаты и корветы. Самый большой британский флот, вышедший в море со времени 1817 года.

И все–таки адмирал был недоволен. Просто унизительно, что подобная армада вынуждена украдкой шнырять вдали от земли, а потом тайком подходить к суше ночью, словно контрабандисты. Британия правила морями не один век и выиграла все свои морские войны. Но американцы поставили на охрану этого берега большой флот, избежать встречи с которым надо любой ценой. Не из страха перед битвой, а из необходимости держать свое присутствие в этих водах в секрете.

Поднявшись к нему, капитан Николас Роланд доложил:

— Впереди облачность, сэр. Поздновато для сезона дождей, но вдоль этих берегов погода может испортиться в любую пору года.

Они постояли в молчании, каждый погрузившись в собственные мысли, и тишину нарушало только мерное, как биение метронома, «тук‑тук‑тук» корабельной машины. Сияющие впереди звезды одна за другой исчезали в надвигающейся тьме по мере того, как оттуда надвигалась туча. Здесь, где их не могут слышать вахтенный офицер и рулевой, пожалуй, единственное место на людном корабле, где можно переговорить, не опасаясь чужих ушей.

Роланд был женат на племяннице адмирала. Их дома в Солташе стояли довольно близко, и они частенько виделись друг с другом, когда адмирал оправлялся от раны, полученной в Китае, в сражении на реке Мейо. Он и Роланд быстро сблизились, несмотря на разницу в возрасте.

— Что–то мне не нравится, Николас, какой оборот приняло развитие военного искусства на море. Мы всегда чуточку запаздывали с техническими усовершенствованиями, были чересчур склонны позволять другим опережать нас.

— Не могу согласиться, сэр. Мы сейчас стоим на мостике самого современного военного корабля на свете. Построенного из железа, ходящего на пару, вооруженного двадцатью шестью 68‑фунтовыми пушками, не говоря уж о десяти стофунтовках. Сорокапушечного корабля с орудиями величайшего калибра, непобедимого и непотопляемого. Мы же понимаем, что старший род войск [12] В Британской империи старшим, главным родом войск считался военно‑морской флот. должен быть консервативен, сэр. Но как только мы вцепимся зубами во что–нибудь, мы уж не упустим своего, как бульдог.