Гарри Гаррисон - Кольца анаконды

— Так вот о чем было послание от Шермана! Должно быть, он пошел на перемирие.

— Так точно, и даже более того, мистер Линкольн, — Ли мгновение поколебался, понимая важность слов, которые скажет дальше. — Должно быть, он считал, что это вторжение является вторжением в нашу страну, и неважно, на Север или на Юг. Ибо он совершил весьма благородное и отважное деяние. Он не только пошел на перемирие, но также направился на юг с дивизией Борегара, взяв с собой полк своих северных войск. По железной дороге они сумели обойти войска захватчиков с фланга. В последнем донесении говорилось, что они атаковали и разбили англичан. Бились рука об руку. Джонни Бунтарь и Янки — бок о бок.

Линкольн лихорадочно соображал, пытаясь охватить рассудком все последствия разом. Генерал Шерман принял смелое решение и отважился. Он сделал это на свой страх и риск, не совещаясь с командованием. А дал бы он свое согласие, если бы Шерман попросил? Или долго медлил бы, прежде чем принять столь отчаянное решение, которое может завести очень далеко? Линкольн просто не знал. Быть может, отнюдь не случайно телеграмма была так искажена. Решаясь перейти к действиям, Шерман наверняка понимал, что обратной дороги не будет. Ну, теперь былого не воротишь. Но какие выводы можно сделать из этого эпохального решения и важнейшей победы? Решать пока слишком рано, надо побольше узнать о сложившейся ситуации. Линкольн пристально посмотрел на конфедератского генерала.

— Я заключаю, что эти сведения не являются посланием от мистера Дэвиса, а просто вводными фактами, которые мне необходимо знать, чтобы вникнуть в суть послания, которое он передал.

— Совершенно верно, сэр. Президент Дэвис приказал мне сперва рассказать вам о совместной битве против нашего британского врага, затем передать его чистосердечную благодарность за эту неоценимую помощь. Он официально спрашивает вас, не согласитесь ли вы объявить перемирие на всех фронтах, и как можно скорее. Когда перемирие будет достигнуто, оно предоставит возможность президенту Дэвису и вам встретиться, чтобы обсудить, что последует за этим знаменательным событием.

Откинувшись на спинку кресла, Линкольн испустил долгий вздох, только сейчас осознав, что непроизвольно сдерживал дыхание. Когда важность сказанного дошла до рассудка, его охватило ликование, равного которому он не испытывал ни разу в жизни. Не в силах усидеть, президент подскочил и начал выхаживать взад‑вперед по комнате, потом повернулся и схватился за лацканы фрака, чтобы скрыть, как трясутся руки. И с трудом совладал с голосом, чтобы тот не дрожал.

— Генерал Ли, не могу выразить, насколько сильные чувства владеют мной сейчас, когда в душе вновь вспыхнула надежда, что хотя бы на время эта кровопролитная братоубийственная война может быть остановлена. Я говорил несчетное число раз, на людях и в частных беседах, что пойду на все, отправлюсь куда угодно, решусь на любые действия, которые могут помочь остановить эту войну. Передайте мистеру Дэвису мои слова о том, что перемирие начинается незамедлительно, как только все наши войска будут оповещены.

— Президент предлагает, чтобы перемирие началось сегодня в полночь, поскольку наши войска также следует уведомить.

— Согласен, генерал, согласен всем сердцем. Тогда перейдем к столь же существенным практическим вопросам. Нет ли у мистера Дэвиса каких–либо предложений касательно того, где может произойти наша встреча?

Генерал Улисс С. Грант ненавидел всякие проволочки, какими бы короткими они ни были. Но резервуар локомотива почти опустел, да и уголь требовалось загрузить. Состав с лязгом проехал через стрелку на запасной путь в южных предместьях города Тайкондерога, штат Нью‑Йорк. Сам город застилало чудовищное облако; вдали рокотала канонада. Спустившись на землю из своего вагона, прицепленного прямо за паровозом, Грант закурил сигару. Он был бы не прочь заодно пропустить глоточек виски, но знал, что позволить этого себе не может.

— Пошлите гонца на станционный телеграф, — велел он адъютанту. — Может быть, пришло новое послание от генерала Халлека. Можете отпустить солдат размять ноги, но велите им дальше пятидесяти ярдов от поезда не отходить.

Пролетело уже полдня с тех пор, как с севера пришла весть о вражеском вторжении. Разбив защитников Платсберга, британская армия двинулась на юг, в долину Гудзона. Задержавшись ровно настолько, чтобы сжечь Порт‑Генри, она продолжила свой марш на юг. Халлек телеграфировал, что его ополчение и добровольческие полки намерены закрепиться у форта Тайкондерога. Больше от него вестей не поступало. За этим поездом с часовым отставанием следуют еще два с войсками с запада; хочется надеяться, будут и еще. Грант понимал, что должен доставить подкрепление Халлеку без малейшего промедления.

С северной стороны донесся паровозный гудок, и минуту спустя показался пыхтящий паровоз с одним‑единственным товарным вагоном. Приблизившись к воинскому эшелону, он замедлил ход, и Грант разглядел в кабине человека в офицерском мундире. Паровоз со скрипом затормозил, и офицер спрыгнул на землю — довольно неуклюже, потому что забинтованная правая рука висела у него на перевязи. Когда он поспешил к группе офицеров, Грант заметил сквозь открытую дверь товарного вагона, что тот полон ранеными солдатами. Остановившись перед Грантом, перевязанный лейтенант — грязный, окровавленный, с застывшим в глазах безумным выражением — поднял подрагивающую левую руку в подобии воинского салюта.

— Генерал… — начал он, но не договорил.

— Из какого вы подразделения, лейтенант? — негромко, ласково спросил Грант.

— Четырнадцатый Нью‑йоркский полк, сэр.

— Вы из войск генерала Халлека? — Раненый тупо кивнул. — Расскажите мне, как идет бой.

Офицер сумел взять себя в руки, и застывший в его взгляде страх понемногу пошел на убыль.

— Есть, сэр. Мы занимали оборонительные позиции в центре форта Тайкондерога. Разведчики донесли, что вражеские войска приближаются. Они нанесли удар по нам, как только мы окопались. Ядро попало мне прямо в руку. Сначала шел артиллерийский обстрел, настоящий огневой вал. После этого они двинулись на нас цепями, стреляя на ходу. Очень их много, очень много. Не знаю, долго ли мы держались, сам–то я не видел. Он… то есть майор Грин, велел мне погрузить раненых в поезд. Он погиб. Затем все как–то сразу пошло наперекосяк — солдаты бегут, красномундирники гонятся за ними и убивают… — Он покачнулся, потом снова взял себя в руки. — Мы загрузили часть раненых, времени не было, железнодорожники успели прицепить только один вагон. Они разбили нас, сказал майор. Солдаты бежали во все стороны. Я видел их. — Он прикрыл глаза и едва не рухнул. Бросившись вперед, адъютант Гранта поддержал падающего лейтенанта. Глаза раненого открылись, и он заговорил шепотом, почти не видя стоящей перед ним группы офицеров: — Майор Грин сказал мне. Генерал, генерал Халлек. Он видел, как тот погиб в атаке… Потом майор тоже погиб.