Гарри Гаррисон - Кольца анаконды

— Обычный бронхит, как пришел, так и уйдет. После доброго обеда мне станет куда лучше. Пожалуйста, не беспокойся.

Утешившись, королева обратилась к прочим делам.

— Мистер Гладстон, мой секретарь уведомил меня, что вы хотите обратиться к нам по вопросам государственной важности.

— Это касательно ноты, которую премьер‑министр намерен послать американцам, мэм, по поводу «Трента». С вашего одобрения, разумеется. Впрочем, она может обождать, пока мы не отобедаем.

— Вероятно. Тем не менее мы взглянем на нее сейчас. Это дело весьма тревожит меня, даже не тревожит, а, следует признаться, шокирует. Мы весьма серьезно озабочены тем фактом, что британский корабль был не просто остановлен в море, но и подвергся захвату.

Как только Гладстон достал письмо, королева указала на принца‑консорта.

— Пусть Альберт прочтет. Мне и в голову не придет написать письмо, не посоветовавшись с ним. Он оказывает мне величайшую помощь и в этом, и во многих прочих делах.

Будучи прекрасно осведомленным, как и все вокруг, что королева даже не оденется, не посоветовавшись с супругом, лорд Рассел поклонился в знак согласия и передал конверт принцу Альберту.

Развернув листок, принц поднес его к свету, а затем вслух зачитал:

«Касательно вопроса о насильственном изъятии четырех пассажиров с британского судна в открытом море. Правительство Ее Величества даже мысли не допускает, что правительство Соединенных Штатов не проявит рвения по собственной воле всяческим образом загладить столь вопиющий проступок. Министры Ее Величества ожидают следующего. Первое. Освобождения всех четырех джентльменов, захваченных силой, и передачи их лорду Лайонсу, британскому послу в Вашингтоне. Второе. Извинения за оскорбление, нанесенное британскому флагу. Третье…» — Он утробно кашлянул. — Прошу прощения. Весьма крепкие выражения и, боюсь, далее последуют подобные же. Крайне сильные выражения.

— Как и должно быть, — отозвалась королева с нескрываемым негодованием. — Я не в восторге от американцев — и презираю этого мистера Сьюарда, отпустившего такое множество лживых замечаний в адрес нашей страны. И все же, если ты считаешь, что необходимо внести поправки, liebchen… [3] Любимый ( нем. ).

Когда принц Альберт услышал ласковое немецкое слово, его изможденное лицо озарилось мимолетной улыбкой. Он искренне верил, что его жена — vortrefflicheste, [4] Превосходнейшая ( нем. ). несравненная женщина, мать и королева. Разве что склонная к резким переменам настроений — то кричит на него, то ластится. Но всегда остро нуждается в его советах. Лишь его скверное здоровье мешает ему стать великой подмогой в ее неустанных трудах, лежащих на плечах правящей монархини. А теперь еще и это. Пальмерстон изложил требования в самой воинственной и угрожающей манере. Эта манера, равно как и само послание, оскорбит любого главу государства.

— Да не то чтобы поправки, — сказал он, — ибо премьер‑министр высказывает совершенно справедливые требования. Совершено международное преступление, в том нет ни малейших сомнений. Но, может статься, вина за сей инцидент целиком лежит на капитане американского судна. Прежде чем сыпать угрозами, мы должны в точности выяснить, что же именно там случилось и почему. Ни в коем случае нельзя позволять этому делу идти самотеком. Посему, полагаю, необходимо внести кое‑какие изменения. Не столько в содержание, сколько в тон. Суверенной державе нельзя приказывать, как своенравному ребенку. — Он не без труда встал на трясущиеся ноги. — Пожалуй, мне не помешало бы сейчас немного поупражняться в письме. В настоящее время я не голоден. Если позволите, поем попозже.

— Тебе нехорошо? — спросила королева, приподнявшись из кресла.

— Легкое недомогание, пустяки. Пожалуйста, не стоит прерывать обед из–за меня.

Попытавшись улыбнуться, принц Альберт двинулся вперед, но вдруг будто споткнулся. Колени у него подломились, и принц‑консорт рухнул, крепко ударившись головой о пол.

— Альберт! — вскрикнула королева.

Тотчас же бросившись к принцу, Гладстон перевернул его и потрогал бледную кожу.

— Он без сознания, мэм, но дышит довольно ровно. Может, врача…

Королева не нуждалась в подсказках, чтобы призвать людей на помощь своему дорогому Альберту. Тотчас же появилось огромное множество слуг, бросились разыскивать одеяло, укрыли ему ноги, под голову подложили подушку, нашли носилки, послали гонца за сэром Джеймсом. Королева ломала руки, лишившись дара речи. Поглядев на бесчувственного Альберта, Гладстон впервые заметил, что принц по‑прежнему держит послание в конвульсивно стиснутом кулаке.

— Если позволите, мэм, — шепнул канцлер, преклонив колени и бережно освободив бумагу. Он колебался, понимая, что сейчас не время и не место, но все–таки чувствуя, что обязан упомянуть об этом. — Может, отложим ноту до завтра?

— Нет! Заберите ее. Посмотрите, что она натворила! Это ужасная бумага так подействовала на дорогого Альберта. Она взволновала его, вы же видели. При его хрупком здоровье подобное было уж чересчур. Снова эти американцы, это они во всем виноваты. Бедняжка, он так встревожился… Заберите ее с глаз моих долой! Делайте с ней что хотите. Доктор, наконец–то!

О трапезе никто больше и не вспомнил. Королева ушла вместе с принцем. Когда дверь за ней закрылась, Гладстон распорядился, чтобы им принесли пальто и вызвали карету.

Вечер выдался недобрый.

Послание уйдет, как написано.

Жребий брошен.

Когда президентский поезд остановился в Джерси, чтобы заполнить цистерны паровоза, доставили последние рапорты и донесения; личный секретарь президента сам принес их. Авраам Линкольн, вдали от Белого дома на время избавившись от постоянного напряжения и тягот управления государством, любовался сквозь заиндевевшее окно зимней красотой реки Гудзон. Пышущая жаром угольная печурка гнала холод прочь. На сиденье напротив безмятежно дремал военный министр Эдвин М. Стэнтон. После Белого дома, поминутно осаждаемого искателями президентской благосклонности, поезд казался приютом мира и покоя. Президента не смог потревожить даже вид кипы принесенных бумаг.

— Я вижу, война по‑прежнему преследует меня повсюду, Николай.

— Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне кажется, что последний куда хуже. Конгрессмены в…

— Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда милосерднее.

Кивнув в знак согласия, Джон Николай зашелестел свежими рапортами, переданными ему Хеем.

— А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове Тиби в реке Саванна прошла весьма успешно. Командир докладывает, что далее будет атакован форт Пуласки. Как только с ним будет покончено, Саванна наверняка падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая партия брони для «Мерримака». А также пушки. Они переименовали его в корабль военного флота Конфедерации «Виргиния».