Вера Камша - Млава Красная

Росский только скрипнул зубами да ожёг взглядом толстого полковника Фелистова. Хотя в чём он виноват, бедолага? В том, что всю жизнь прослужил в глубинном гарнизонном полку, разбросанном по деревням? В том, что стрельбу с него никогда не спрашивали, а вот слитное полязгивание ружьями при «метании», как это называлось, сиречь исполнении строевых приёмов, – так очень даже? Если пороху отпускали скупо, считая, что частая пальба войска только развращает, отучая «штыком давить»?

Что творилось в облетевших осенних лесах, было не разобрать. Гусар Княжевич отправил троих всадников; вскоре они вернулись – володимерцы, прикрывшись засеками, штыком и пулей отразили первую атаку. Пехота – то ли прусская, то ли ливонская – шла тяжело, шагала чуть не по пояс в ледяной воде; первый порыв исчерпался, неприятель подался назад, не ослабляя ружейного огня.

А фон Пламмет, похоже, быстро соображает, подумалось Росскому. Прусские пушки, выставленные против левого крыла, уже успели развернуться и теперь раз за разом окутывались плотным дымом; их гранаты начали рваться там, где засека убегала в глубь залитого водою леса. А главные силы «волков» всё не двигались с места, будто дразня русских.

Эх, не вовремя Сажнев ушёл…

Пришлось вновь браться за карандаш.

…Роту югорцев привёл низкий, жилистый штабс-капитан с выправкой бывалого солдата – «бурбон», как их презрительно звала золотая гвардейская молодёжь. Был он основателен, несуетлив и каменно-спокоен, словно предстояло ему сейчас самое большее дрова рубить.

– Штабс-капитан Рябых, господин полковник. И первая рота Югорского батальона.

– Видишь ту батарею, штабс-капитан? Стоят открыто, поливают володимерцев на нашем левом фланге. Бери своих штуцерников, и чтобы прислуга их у меня через десять минут легла бы вся.

– Не извольте беспокоиться, – усмехнулся югорец. – На Капказе и не такое приходилось… – Он чётко, как на параде, повернулся, махнув стрелкам, и повёл их за собой.

Любо-дорого было посмотреть, как югорцы, рассыпавшись двойной цепью, дружно вскинули ружья и дали первый залп. Росский вжал в глазницу окуляр – одно из прусских орудий вмиг оказалось без прислуги, возле другого на ногах остались лишь двое.

И почти сразу же – второй залп, пока первая шеренга быстро, удивительно быстро перезаряжала оружие. Да, не зря хвалили все эти заморские штуцера, не зря… Прусская батарея захлебнулась, словно собственной кровью, и этого фон Пламмет, конечно, стерпеть не мог. Разомкнув ряды, двинулись его собственные штуцерные, но теперь они уже шли под пулями югорцев, потому что немедленно загремели выстрелы с центра русской позиции – оттуда, где оставались ещё три роты Сажнева.

– Неужто втянется, Фёдор Сигизмундович? – прошептал Вяземский, не веря собственным глазам.

Росский не ответил, боясь спугнуть удачу.

Пруссаки наступали молча, не жалея патронов, и штуцерных у них оказалось явно больше, чем половина всей пехоты.

– Сейчас прислугу выбитую меняет, – бросил начальник штаба. – Вон пушки оттаскивает.

– Понял, что здесь ему полигон не дадут устроить… Ага! Смотри, Михаил Константинович, никак гусары в дело пошли!

Глубоко в тылу русской позиции, перерезая единственную дорогу, показались всадники. Один за другим они выбирались из леса, стягивались вместе, сбивались клубком, словно злые роящиеся осы. Клубок рос, к нему тянулись новые и новые фигурки – драгуны фон Пламмета обошли-таки упорно сопротивлявшихся володимерцев. Верно было говорено – Заячьи Уши не крепость, а леса, хоть и залиты водой, но не совсем уж непроходимы.

– Княжевич, давай, – прошептал Росский.

Но командир софьедарцев и сам знал, что делать. На не успевших выстроиться и мокрых до нитки драгун фон Пламмета со склонов ринулась развернувшаяся гусарская лава – в сверкании сабель, в алом и золотом проблеске ментиков.

Драгуны и гусары одновременно разрядили пистоли. Кто-то падал, дико ржали кони – но сверкающая ало-золотая волна с размаху налетела на чёрный клубок, и тот рассыпался множеством отдельных фигурок.

– Не зарвался б Княжевич. – Угодить начальнику штаба, наверное, не смог бы и сам великий Александр. – Едва ль это единственная партия.

А фон Пламмет тем временем напирал, вся его линия пришла в движение. Атаковали «чёрные волки» широко, прямоугольники пехоты, прикрывшись густыми цепями стрелков, нацелились на пространство меж лесом и околицей Заячьих Ушей, пытаясь прорваться по чистому полю, где не успели возвести высокой засеки. Войска Пламмета приближались; заговорила наконец и артиллерия Росского, первые картечные гранаты разорвались, выкашивая разом десятки прусских солдат. Однако опоясались дымами и шеренги чёрных штуцерных – пули щепили фашины, за которыми укрывался батальон Сажнева, вырывали людей из строя резервных рот Володимерского полка, застывших в центре, доставалось и гвардейским гренадерам.

– Никуда ты не делся, фон Пламмет. – Росский не удержался, двинул кулаком в собственную ладонь. – Ни-ку-да!

– Смотри-ка, назад подались, – влез Фелистов. – Говорил же я, Фёдор Сигизмундович, ударить по ним в батальонных колоннах, как Устав велит…

Росский не повернул головы. Пруссаки и впрямь несколько подались назад, избегая губительного огня русской артиллерии, разомкнули строй и стреляли, стреляли, стреляли…

– Сами к нам идут, надо же, – рычал Сажнев, вышагивая вдоль тонко растянувшейся линии своих стрелков. – Сами под пули лезут. Целься верней, братцы, и мы сегодня, а не немчура поганая погуляем! Мы чарку выпьем!..

Три роты Югорского батальона прятались за фашинами, рядом с русскими орудиями. Картечь оказалась бесполезна, пруссаки так и не приблизились; батареи Росского палили ядрами и гранатами. Прислуга старалась не показываться из-за укрытий, штуцерные фон Пламмета, в свою очередь, тщились первым делом выбить артиллеристов.

– Эх, зарядов мало! – услыхал Сажнев кого-то из батарейцев. – Всё больше картечь, обоз снарядный отстал…

Прусская пехота стреляла часто и дружно, выверенными залпами. Фланги фон Пламмета продвигались, центр отставал. Артиллерия, пользуясь тем, что штуцерные русских оказались связаны огневым боем, била и била по краю леса, где зубами вцепились в остатки полуразрушенных засек володимерские роты.

– Дружно, братцы! – совсем не по уставу командовал Сажнев – как под Даргэ, там, на Зелёной линии; югорцы высовывались в проёмы меж фашинами, и русские укрепления окутывались густыми клубами порохового дыма, словно там раздували пламя десятки и сотни пар кузнечных мехов.

– Эй, Петровский! – окликнул подполковник товарища по вылазке за Млаву. – Что, не подмогнут нам сегодня твои зимовички?