Андрей Буровский - «Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!

Тибетцы ставили себе черную палатку из шерсти. Они уверяли, что в ней тепло; теплее, чем в палатке европейцев. Может быть… Но ни за какие коврижки не полез бы Петя в эту чудовищно вонявшую палатку, как и не попробовал бы цзамбы, которую размешивают пальцем.

Для себя ставили две палатки. В одну забирались Петя, Каган и Иван. В другой помещались Бубих с Васильевым. В компании Васильева Бубих молчал, и лагерь рано затихал… Юг — потому и солнце закатывается непривычно рано.

При свете луны и звезд Петя гулял вокруг лагеря, возле молчаливо жующих жвачку яков. Яки не мешали смотреть, как движутся светила над головой: это были очень тихие животные. Вырывался пар изо рта, слышалось мягкое шуршание инея, оседающего на лицо и одежду: «шепот звезд». Петя ценил эти часы молчаливых ночных размышлений.

Третий день был такой же, как все. Обычный день, но в этот день как-то особенно поглядывал на своих спутников Петя Кац. Все было обычно, как всегда. То же движение, не поднимающее пыли, почти без звуков. Тот же разреженный воздух. То же загадочное небо.

Так же воздевает руки к небу псих Бубих. Как обычно, Бубих почти непрерывно нес демагогическую околесицу, никто уже давно его не слушал.

Так же неутомимо, ровно шагали Васильев и Каган. Шли, словно кислорода в воздухе сколько угодно. Так же мирно замыкал караван Иван.

Как обычно, Васильев принимал всерьез душевные состояния Пети.

— Что-то у меня опять предчувствия…

— Что-то определенное?

— Нет… сам не могу понять — хорошее или плохое. Просто чувствую — что-то случится.

— Ты тут посматривай… — буркнул Васильев и задумчиво вышел вперед.

А еще через час навстречу потянулся караван. Видно его было издалека: вереница нагруженных яков, люди в черных тибетских халатах. Самый обычный караван: с десяток яков, человек восемь мужчин, часть с оружием. И почему-то ничего плохого не ощутил Петя от этого каравана, нисколько. Идти этой долиной последний час ему просто катастрофически не хотелось, а вот караван не вызывал у Пети ну совершенно никаких нехороших эмоций.

Да, все было как обычно: караван остановился метрах в двухстах. Караванщики не хватались за оружие, но все видели — их ладони лежат на замках винтовок, не скрываясь. Тоже обычно в этих непростых местностях, где караванщиков грабят все кому не лень: и китайские власти, и тибетские власти, и племена. Богатые люди, эти караванщики, с винтовками…

Васильев велел, мотнул головой… И к чужому каравану пошел Бубих. Он тоже все делал правильно: положил орудие на землю, вскинул руки ладонями вверх, показывая открытые ладони. Навстречу ему шли двое, скрывая головы под капюшонами. Наверное, Бубих успел и высунуть язык, когда все вдруг пошло совеем неправильно…

Так быть не могло, а все же было. Караванщики откинули капюшоны, и оказалось, в их лицах что-то такое неправильное, чего Петя сразу и не понял. В руке одного из караванщиков что-то сверкало. Петя не мог поверить глазам, мозг отказывался принимать реальность: караванщик держал в руках револьвер, дуло револьвера плыло в сторону Бубиха. Вот что!!! Вот что было «неправильным» у караванщиков: лица у этих двух оказались длинные, узкие — лица европейцев. Воздух рвал вопль, которого тоже никто не мог ждать. Вопль невероятный, невозможный:

— Achtung! {6} 6 Внимание! ( нем. ).

От каравана заорали в ответ — Петя не разобрал слов, но было слышно — орут по-немецки.

Выстрелы хлопнули негромко, не всерьез. Странно было видеть, как удар пули разворачивает Бубиха, как подламываются у него ноги, как он нелепо валится на землю… Словно упала большая нелепая кукла. Неопытный Петя и то понял: падает труп.

Петя стоял слева, в стороне от живой цепочки яков. Васильев и Каган — с правой стороны, отделенные косматыми спинами, Иван таился где-то сзади.

Мозг не работал. Время остановилось. Парень рвал со спины винтовку, остро осознавая: он стоит на видном, простреливаемом месте. Краем глаза Петя видел, что Васильев и Каган делают то же самое. Уже вовсе не краем глаза наблюдал Петя, как враги мгновенно образовали цепь; одни стали сами ложиться за камни, вели оттуда стволами; другие клали винтовки на спины яков. Треснули первые винтовочные выстрелы, и яки вдруг показали, что они вовсе не такие тупые, как казалось: всегда равнодушно-покорные, спокойные, звери бешено кинулись прочь. Бешено храпя, вырывая поводья из рук людей, мчались связанные один с другим яки, звучно разбрасывая тюки. Один тюк металлически звякнул, немецкий парень обхватил, потащил прямоугольное, тяжелое, за высокий, по бедро ему, камень.

Мы их бьем? У них неразбериха и паника?!

Но яки русской экспедиции тоже не собирались оставаться под огнем. Они рванулись, басовито хрюкая: громадные мохнатые свиньи. Васильев поднимал к плечу винтовки, его опрокинул бешено мечущийся як… Васильев вставал — следующий тоже врезался в него, опять опрокинул, запрыгал через лежащего. Тибетцы и не думали останавливать зверей, перекликаясь своими то ревущими, то нелепо высокими голосами. Пете даже казалось, что тибетцы приказывают якам бежать и мчались назад вместе с ними. Петя видел, как один из тибетцев нелепо вытянулся, на мгновение словно повис в воздухе и повалился, судорожно дергаясь. В стороне трещала винтовка Кагана.

Все это происходило намного быстрее, чем я рассказываю, намного. Все происходило одновременно и очень быстро.

Среди творящегося безумия Петя действовал совершенно автоматически: стараясь защитить себя камнем, припал за него на колено, стал ловить в прицельную рамку человека… Человек тащил за камень прямоугольный предмет — рацию. Почти без участия мозга Петя поступал, как учили: упирал приклад в ложбинку плеча, задерживал дыхание, тянул на спуск… Махая руками, человек падал за камень. Прямоугольный предмет полетел на камни еще раз, с характерным металлическим грохотом.

Петя стал выцеливать вражескую рацию, и тут же камень у самого лица брызнул тысячами мельчайших осколков. По щеке и по лбу словно чиркнули крохотные бритвочки, в глазах потекло.

Петя быстро сунулся за камень-спаситель, провел рукой по лицу. Рука вся в крови, но оба глаза видят хорошо. Петя одновременно думал обо всем, о совсем разных вещах. Думал, что для отца и деда он все равно уже покойник. Что с Таней он так и так поссорился. Что деду будет очень одиноко одному доживать в почти непонятном Ленинграде. Что если их сейчас убьют, никто никогда и ничего не узнает: документов нет, они не в форме. Что патронов хватит надолго. Что трупы в этой стране могут сохраняться веками и что его мумия может валяться за этим камнем сотни лет. Что за этим камнем долго не укроешься, надо перебежать за вон тот: и ближе к врагам, и удобнее скрываться.