Александр Золотько - 1941. Время кровавых псов

— Ты говорил, что у тебя есть помощник… — напомнил комиссар.

— Не считается. Он уже убыл домой, извини. Оба будут ждать меня там. Полагаю, Всеволод уже все вам объяснил. Правда, Сева?

— Правда.

— И это значит, что сам он не собирается прятаться. Оказывается, у нас с Евгением Афанасьевичем получился эдакий мужественный идиотик, готовый рисковать жизнью непонятно ради чего… Опа! — Орлов, который болтал, заложив руки за голову и раскачиваясь на стуле, замер, балансируя на задних ножках, и уставился с совершенно искренним удивлением на Севку.

Даже не на него самого, а на «наган» в его руке.

— Вот что может меня остановить сейчас? — поинтересовался Севка.

Он стоял так, чтобы даже если Орлов рухнет на пол, вместе со стулом, стол ни на секунду не помешал выстрелу. Об этом, судя по выражению лица, подумал и Орлов.

— Говоришь, что может тебе помешать… — начал Орлов, медленно убирая руки от затылка.

— Не-не-не-не-не… — усмехнулся Севка, чуть качнув револьвером. — Сидим как сидим. Это мне точно не помешает.

— А ведь всего два с половиной месяца назад этого мальчика можно было запросто придушить двумя пальцами, — сказал Орлов, сцепив пальцы на затылке. — И мне начинает казаться, что так и нужно было поступить… Эй, Всеволод! А как же человечество?

— Да пусть оно идет в жопу, это человечество! — Севка спрятал револьвер в кобуру. — Давай будем говорить о деле и не выпендриваться. У меня тоже есть нервы и — ты не поверишь — гордость. Я не рвану с тобой наверх… сейчас… потому что так решил. Потому что я еще не понял, как эта страна, эти люди смогут победить в войне. Вот не понял, и все. Хочу посмотреть немного.

— Любопытство сгубило кошку, — тихо сказал Орлов.

Передние ножки стула со стуком опустились на пол.

— Но все равно молодец. «Отлично» за исполнение и задумку. Вот так оно и бывает, последнее слово чаще всего остается за идиотами и сопляками… Что не схватился за оружие? Ладно. К делу так к делу. Кроме меня будет еще один человек. С вас — еще трое.

— Пойдем я и старик, — сказал комиссар.

— Охренели? — с искренним изумлением поинтересовался Орлов. — Это что — вирусный идиотизм? Сева, я тебя не для того сюда привозил, чтобы ты распространял инфекцию. На хрена мне там пенсионер и большой начальник предпенсионного возраста?

— Это не обсуждается. Еще пойдет одна из моих групп. Десять человек. Пойдут по первому разу…

— И последнему, — сказал Орлов. — И последнему… Вам-то это зачем?

— А нам тоже любопытно, — вежливо улыбнувшись, ответил комиссар. — Вирусное любопытство.

— А вы дойдете до обратной воронки? Сорок километров…

— Это не твоя забота.

— Идиоты. Полные идиоты! Вы не понимаете, что нужны мне здесь? Здесь вы мне нужны. И ты хочешь не подохнуть там в болоте, а узнать о том, как погиб твой сын и где похоронен! А мне нужно, чтобы ты мне мог и дальше помогать. Этим безумным капитаном ничего не закончится! Я видел, я знаю! Сколько всего происходит… Может произойти, но не должно!

— Ты все сказал? — холодно осведомился Евгений Афанасьевич, когда вскочивший со стула Орлов сделал паузу, чтобы набрать воздуха. — Это не обсуждается. Абсолютно.

— И хрен с вами! Надеюсь, у тебя хватит ума пустить себе пулю в висок, предварительно отпустив на тот свет старика. К немцам ни тебе, ни ему попадать не стоит.

— Не учи меня умирать, — сказал комиссар. — Давай подготовим план. Ты выслушаешь наши с генералом предложения, примешь их к сведенью. А потом мы вместе попытаемся придумать объяснение для привлеченной группы. Нам ведь нужно, чтобы ребята не остолбенели от неожиданности, а сразу стали делать дело.

— Скажешь, что проводится испытание новой техники. Переброска в тыл к противнику. Следующий рейс — в Берлин, за Гитлером. Уходить отсюда будем перед рассветом, туда попадем приблизительно в то же время. Будет чуть теплее, но небо будет в тучах, так что можете рассказывать им о перемещении в пространстве, не упоминая времени.

— Думаешь, они поверят? — спросил Севка.

Они поверили.

Никто даже не выразил своего удивления по поводу предстоящего фантастического путешествия. Лишь переглянулись с каким-то одинаково радостным выражением на лицах.

— Значит, если у нас получится, то можно будет прямо из Москвы двинуть в Берлин? — спросил долговязый парень, которого комиссар назначил заместителем командира группы. Заместителем Севки.

— Да. И могу вам гарантировать, что вы будете в числе тех, кто пойдет на Берлин, — лишь на секунду замешкавшись, ответил комиссар.

— Здорово, — сказал парень. — И войне — конец?

— Да, если мы все сделаем правильно.

— Все будет нормально, товарищ комиссар, — сказал коренастый крепыш, которого остальные называли Репой. — Выйдем, сделаем.

— Они будут в нашей форме, — напомнил комиссар. — И говорить будут по-русски. И станут требовать, чтобы вы… Ну, чтобы не стреляли.

— Они же предатели, — удивился Репа. — Думать нужно было раньше.

— Правильно, но они тоже хотят жить.

— Цыпленок тоже хочет жить, — пропел самый молодой из группы, рыжий паренек лет восемнадцати. — Извините, вырвалось.

— Ничего, — махнул рукой комиссар. — Давайте еще раз пройдемся по плану. Имеем четыре машины. Грузовики с рамами вместо кузова. На рамах — ракеты. По ним ни в коем случае не стрелять. Вообще, вести огонь только прицельно. Если все получится, как нужно, мы вначале выводим людей из машин и только потом…

Севка еле удержался, чтобы не вздохнуть.

До выхода оставалось чуть меньше трех часов, можно было бы дать парням и отдохнуть. Севке дико хотелось спать, предстоящее его отчего-то ничуть не волновало. Словно перегорело что-то внутри Севки. И это было даже не равнодушие.

Что сломалось в нем? Или, наоборот, возникло. Нечто новое и самому ему пока непонятное.

Он спокойно дослушал инструктаж, тщательно проверил свой «наган», каждый патрон, прежде чем вставить в автоматные диски, он осмотрел еще до приезда группы. Он брал четыре штуки, с завода с каждым «ППШ» присылали всего по два, подогнанные, другие могли не подойти, были там какие-то проблемы в производстве, но Дятел, оружейник у комиссара, клялся и божился, что лично все проверил и подогнал.

За час до выхода приехал Евграф Павлович в сопровождении Никиты и Кости. Генерал был одет в длинную шинель без знаков различия.

Его представлять группе не стали. Евгений Афанасьевич сказал, что профессор идет с ними, и все ребята тут же решили, что этот невысокий сухенький старик с седыми усами и бородкой — изобретатель того самого способа перемещения, которое им всем сейчас предстояло испытать.

За полчаса до выхода пришел Орлов.

— А где твой?.. — начал Севка и осекся, увидев, что в комнату вслед за Орловым входит старший сержант Малышев.