Александр Калмыков - На пути Тайфуна - 2

Вот это да, еще один мисс Марпл нарисовался. Я никогда не скрывал, что мои родственники живут на Дону, в Сталинградской области, и можно догадаться, что большинство из них действительно воевали на стороне белых. Но тут он уже перегнул палку.

- А что вы имеете против дворян? Ленин был потомственным дворянином, Алексей Толстой вообще граф, и был в эмиграции. А он, между прочим, лауреат Сталинской премии.

Однако переспорить даже начинающего политрука было непросто. Загнанный в угол он тут же сумел выкрутиться. - Советская власть оценивает людей не по их предкам, а по делам. Вот вы оба пока даже не кандидаты в члены партии. А значит, вам над собой нужно еще много работать.

С высоты своего рабоче-крестьянского происхождения, ну если честно, то просто крестьянского, Михеев чувствовал себя неизмеримо выше всяких там графьев. Однако для серьезного спора одних чувств было недостаточно. Необдуманно начав перепалку, он явно переоценил свои силы. Авдеев, как и знакомые мне фээсбэшники, изучал прикладную психологию, и сразу нашел, чем уколоть собеседника.

- Вам прекрасно известно, что за границей командир выполнял задание советского правительства. А вот чье задание выполняли вы, находясь в плену и помогая немцам разгружать боеприпасы? Что вам мешало залезть в ящик со взрывателями и разнести всю станцию к чертовой матери?

Упреки, безусловно, были несправедливыми, но помощник политрука сам был виноват. Получив удар ниже пояса, он тут же ретировался с поля брани.

- Вот будут просить характеристику для приема Михеева в партию, напишу что он еще не готов, - злорадно прокомментировал я его отступление.

- А особист подтвердит, - поддержал меня Авдеев. - Мы его из плена вытащили, откормили, дали шанс реабилитироваться, а он нас же и упрекает.

- Соловьев говорит про таких людей, что их нужно списывать на берег. Вот только куда нам списать этого выскочку, если мы уже на берегу.

Искренне негодую, мы тем не менее вовсе не собирались выполнять свои угрозы. Пусть к своим обязанностям Михеев относился слишком серьезно, но в бою на него всегда можно было положиться. Любой из нас без колебания пошел бы с ним в разведку.

Между тем марш продолжался, и с каждым километром идти мне становилось все труднее. Впрочем, не только мне. К усталости добавился новый фактор, мудро предусмотренный организатором тренировки. Теперь отряд двигался по густому лесу, что стало для многих начинающих лыжников настоящим испытанием. В другом случае мы бы постарались обогнуть самые буреломные места и пройти через елани - так называются открытые промежутки между рощами. Но в реальных боевых условиях выходить на открытую местность будет опасно.

И вот мы уже на самом сложном уровне. Лыжи ломаются, крепления рвутся. В густых зарослях неопытным бойцам приходится спешиваться и нести свой транспорт на плече. Привалы по всеобщему мнению слишком редкие и слишком короткие. Как ни уверял Коробов, что все делает строго по наставлениям, но ему почему то никто не верил. Мы с Авдеевым совершенно точно установили, что на привале все наши часы начинают безбожно спешить, а во время марша, наоборот практически останавливаются.

К счастью для неопытных лыжников, нас сопровождала санная упряжка, на которой везли запасные лыжи. Туда же мы уложили неловкого бойца, подвернувшего ногу.

Как я прошел последние километры, не помню, но кажется, от всех не отстал. На поляне, где остановилась рота, все бойцы повалились и замерли без движения, благо теплые полушубки и ватные брюки позволяли лежать прямо на снегу.

Несмотря на нывшие мышцы, привыкшие в госпитале к безделью, настроение у меня сразу приподнялось. Шутка ли, совершить такой марш, да еще и уложиться в нормативы времени. Улыбаясь во весь рот, я стал помогать бойцам, таскавшим хворост для костра - несмотря на усталость, командир должен подавать всем подчиненным пример бодрости и выносливости. К своему удивлению я обнаружил, что все бойцы почему-то хмурые и невеселые. Тут явно кроется какой-то подвох, о котором мне ничего не известно. Почуяв неладное, я подозвал Свиридова, и спросил, что у нас дальше по плану.

- Сегодня политрук научит нас строить большие утепленные шалаши.

- А потом?

- Ну, а потом бойцы проверят, насколько качественно они их соорудили.

- То есть как проверят, ночевать что ли в них будут?

- Разумеется, - удивленно пожал плечами бывший старшина, - надо же учиться всему заранее. Как говорил товарищ Суворов, "Тяжело в учении, легко в походе". Но сегодня у нас можно сказать, праздник, потому что нам разрешили разводить костры. В непосредственной близости от фронта такой роскоши уже не будет.

Впрочем, роскошь оказалась относительной. Прежде, чем развести огонь, сначала над кострищами следовало устроить маскировочные навесы. То есть надо было наготовить жерди, вкопать их в мерзлую землю, приделать перекрытия и закидать сверху еловыми ветками.

Как только бойцы отогрелись у костров, они начинали разбивать лагерь, планировку которого командиры обговорили заранее. В центре размещался мой штаб, а вокруг него располагались три взвода, к которым в снегу протоптали дорожки. Взводные и отделенные командиры, которых политрук уже обучал этому нехитрому искусству, принялись показывать солдатам порядок сооружения больших шалашей. Как мне объяснили, в прошлый раз шалашики строились маленькие, на одного - двух человек, а на этот раз предстояло сложить из еловых ветвей большие шатры, вмещающие целое отделение. В центре такого сооружения оставляли место для маленького костерка, обогревающего помещения.

Параллельно с постройкой ночлега бойцы готовили себе на кострах ужин, радуясь, что не придется довольствоваться сухпайком. Без горячей каши и чая в холодном лесу было бы совсем плохо. Тут всплыла еще одна проблема - поблизости не было ни реки, ни озера, а маленькие ручейки уже успели промерзнуть насквозь. Пришлось растапливать в котелках снег, но полученная пресная, пахнущая дымом жидкость была довольно неприятна на вкус. Как оказалось, это тоже был урок, который политрук хотел преподнести бойцам и командирам. Он специально выбрал такое неподходящее место для ночевки. Впрочем, самые выносливые бойцы вырубили топорами лед из замерзшего ручья, не забыв поделиться и со своим любимым ротным.

Хотя почти все красноармейцы владели плотницким инструментом, но при сооружении лагеря не обошлось без несчастного случая. Один из бойцов поскользнулся на снегу, и топор вместо ветки угодил по ноге. Валенок смягчил удар, позволив неумехе отделаться разрубленным до кости большим пальцем, но пострадавшего следовало скорее увезти в санчасть. Упряжка давно уже уехала, и политрук спросил, есть ли добровольцы, готовые помочь своему товарищу. Естественно, желающие тут же нашлись. Они переложили раненого сослуживца на волокуши, сооруженные из лыж, и бодрым шагом направились в сторону села. Оставшиеся сопроводили ушедших завистливыми взглядами, но расстановка сил кардинально переменилась, когда политрук крикнул вслед бойцам, чтобы они успели возвратиться засветло.