Артем Рыбаков - Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера

Отмахнувшись от меня, Трошин подошел к столу:

– Да у вас тут пир горой! Сало, колбаса…

– Угощайся, чем Бог послал!

Командир нового отряда не заставил себя долго упрашивать, а достал нож и сделал себе бутерброд.

– М-да, – разглядывая кулинарный шедевр, произнес он, – сало толще, чем хлеб отрезал…

– Отрежь второй кусок хлеба – и не комплексуй, – подал голос Люк.

Трошин чуть не подавился от такой сентенции, но тут нас позвали в баню, так что объяснить Вячеславу, что же значит «не комплексуй», не получилось.

…Примерно через полчаса Фермер закончил инструктировать Белобородько и Трошина и присоединился к нам.

– Командир, тебя каким – березовым или дубовым? – спросил я, подвинувшись на полке.

– Плоскопараллельно, – последовал ответ.

– Тогда по очереди. Сначала – береза, потом дуб.

– Это ты хорошо придумал… Интеллигентно, – сказал Саша, потягиваясь и блаженно жмурясь.

…Минут сорок спустя (а что поделаешь, война!) мы, чистые и распаренные, вернулись в свою «казарму». Настроение было «солнечным», да и с чего ему быть другим-то?

Усевшись на лавки за накрытым столом, мы отдали должное стряпне нашей кухонной команды. Минут десять только стучали ложки, да за ушами трещало. Наконец все наелись, и настало время для разговора.

– Командир, не поделишься, чем партизан грузил? – спросил я.

– Не вопрос. Сказал, чтобы они здесь больше пары дней не засиживались, а передислоцировались на север.

– Думаешь, немцы скоро нагрянут? – спросил Люк.

– Обязательно! А ты бы на их месте не приехал?

– Я бы приехал, и не один, а с «вертушками» и артиллерией.

– О тож! «Вертушек», правда, у них нету, но артиллерию, я думаю, подтянут. Поэтому им и надо линять как можно быстрее. И радиста у них нет.

– А это при чем тут? – удивился Тотен.

– А при том! Им связь нужна, а единственный канал, что им можно безболезненно отдать – тайник, через который мы с Неущенко связывались. Тем более что отряд этот я московским уже «сдал». На первые несколько сеансов я с ними шифроблокнотом поделился. Если получится – немецкую службу радиоперехвата неплохо запутаем, ну и ребятам связь на первое время обеспечим.

– И что сказал? – поинтересовался я.

– Правду. Ну, почти правду.

– И?

– Ответа пока не было, но и для нас успешный выход отряда на связь – большой плюс и подтверждение нашей надежности. Ну, и свидетели эффективности наших методов.

– Резонно! – согласился Люк, а я просто кивнул.

Тут я решил, что такие хорошие посиделки без правильной выпивки – нонсенс, и, извинившись, вылез из-за стола. В моем бауле были заныканы бутылка армянского коньяка и бутылка восемнадцатилетнего скотча, любая – в самый раз для хорошего праздника.

Накинув камуфляжную куртку (больше, чтобы не отсвечивать светлой майкой, нежели для тепла) и нацепив кобуру с верным «браунингом», выскочил во двор. «Крупп» был припаркован на улице метрах в пятидесяти от нашего дома, и, чтобы не скрипеть воротами, я решил просто перелезть через забор. Едва я оказался на гребне, как снизу шепотом спросили:

– Двадцать два?

– Восемнадцать, – ответил я, мягко спрыгнув на землю.

– Проходите, товарищ старший лейтенант! – боец меня узнал, но пароль все равно спросил. Молодец!

Я бодро зашагал вдоль улицы. На соседнем дворе шумели: кто-то колол дрова, тихонько скрежетала сталь на камне ручного точила, слышно было, как Несвидов распекает бойца за безалаберность в ответственном деле приготовления пищи…

«Прям как на даче в пресловутые «подмосковные вечера»! – восхитился я. – Словно и войны никакой нет!»

Мое внимание привлек негромкий разговор, доносившийся из-за палисадника.

– …ну, что ты пригорюнилась, а?

– Тошно мне, Маринка…

– Лидка, ну ты что как в воду опущенная ходишь, а?

Я замер прислушиваясь.

– Что делать-то, Мариночка? И старый он, а нравится мне очень! А вот расстаемся! А он даже знать не будет! – послышался тихий всхлип.

– Старый? Да ты что! Какой же он старый?! Мне Слава сказал – они ровесники, и в звании одном!

– Тебее хорошоо, – снова всхлип, – у тебя все яснооо!

Я смутился. Сам не ожидая того, стал свидетелем любовных терзаний «бойцыц» нашего отряда. «Видно, Лидочка на кого-то «запала» из наших, а теперь переживает… Не, пойду я, пожалуй…» – и я тихонечко двинул прочь от палисадника.

«Интересно, а кому это девки кости моют?» – пытался сообразить я, копаясь в своих вещах.

Наконец бутылка была найдена. Я вытряхнул ее из картонного тубуса и засунул в карман штанов.

«Так, одного возраста со Славой, то есть Трошиным… Я, Док, Тотен… И, как там? «В одном звании»? Так майором у нас только командир числится… Хотя… Еперный театр! – я чуть не подпрыгнул. – Это что же, комсомолочка обо мне убивается, что ли? Хорошо, что букет не подарил, а то бы совсем девчонку прибило!»

В легком обалдении я пошел назад. «Вот это я влип! – вертелось в голове. – Хотя, если оценить спокойно – ничего страшного не случилось, так? Ну понравился молоденькой дурехе герой-спаситель… Так ведь ничего у нас и не было! Чего нервы на кулак мотать?»

И, успокоившись, я открыл дверь в дом.

…Мы уже наполовину уговорили бутылку «благородного самогона», как в дверь вежливо постучали.

– Заходи, открыто! – рявкнул Фермер.

– Гостей примете? – улыбаясь, спросил Трошин.

– А то!

– Заходи!

– Добро пожаловать! – по очереди сказали все сидевшие за столом.

Гостей к нам пришло немало! Первыми, с чугунками в руках, вошли барышни. Затем Емельян внес противень с кусками шкворчащей свинины. Потом вошли батальонный комиссар и сержант-пограничник.

– Это что такое? – грозно сдвинув брови, спросил командир. – Не на Пасху гуляем!

Я заметил, что Бедобородько открыл было рот, но тут же получил локтем под ребра от Трошина и замолчал. «Ну да, на чужой свадьбе невесту не лапай!» – усмехнулся я про себя.

Потом был пир горой и пляски до упаду. Про пляски я, конечно, приврал, но гитару мне Алик все-таки всучил. Пришлось играть.

Для создания «фестивального» настроения я сбацал «Цыганочку». Народ отреагировал примерно так же, как фанаты «Рамштайна» на «Du hast».

– А песню споете? – внезапно спросил Белобородько.

«А он-то откуда знает? Хотя… Скорее всего кто-то рассказал – Несвидов или девчонки, а может, и Слава».

– А вам какую, Василий Иванович, веселую, грустную или умную?

Комиссар задумался.

– А давайте веселую! Праздник.

– Хорошо, только сами решайте – какая она…

Мелодия осталась той же – дробный перебор, зовущий в пляс… Я глубоко вздохнул:

В сон мне – желтые огни,

И хриплю во сне я:

– Повремени, повремени —

Утро мудренее!

Но и утром все не так,