Тони Барлам - Деревянный ключ

Войдя в дом, царский медик принялся метаться из угла в угол, растирая озябшие руки, что-то бубня себе в бороду и сметая отовсюду широкими рукавами мои пергаменты и инструменты. Мне не без труда удалось усадить его на стул. Я поднес ему кубок с водой. Рабби подозрительно заглянул в него, махнул рукой и выпил до дна. Он отер усы и, умоляюще взглянув, спросил:

— Скажи, государь Деодан, ведь ты не христианин и не магометанин?

— Нет, ни то, ни другое, — ответил я, помедлив. — Но не пойму, зачем тебе понадобилось это знать?

— Потерпи немного, прошу тебя. Мне очень нелегко сейчас… — Соломон прижал руки к груди. — Веруешь ли ты в Бога Единого, благословенно имя Его, или?…

— Скажи прямо — ты хочешь знать, не язычник ли я? Нет, я не верю ни в каких богов, кроме одного, что у меня в душе, — сказал я, подразумевая свою совесть.

Соломон не стал вдаваться в детали, с видимым облегчением вздохнул и пробормотал:

— Что ж, это, наверное, даже и лучше… Видишь ли, любезный Деодан, дело мое столь тонкого свойства, что я не могу доверить его… — он замялся, — абы кому…

— Отчего ж ты не обратишься к соплеменнику? Я слыхал, ваш рабби Овадия весьма сведущ в астрологии.

Египтянин зажмурил глаза и замахал руками:

— Что ты, что ты!.. Нету лучшего средства погубить свое честное имя, да что там имя, жизнь свою пустить прахом, чем открыться этому жестоковыйному раббаниту! Впрочем, будь даже жив великий врач и мудрец Сабтай Доноло, благословенна память его, создавший среди прочего жемчужину астрологической премудрости «Сефер хахмони», и к нему бы не решился обратиться я! Равно как и к покойному Аврааму бар Хия, математику и философу из Барселоны. Ибо и в глазах соплеменников моих, и в глазах христиан дело мое — страшная ересь.

— Что ж ты меня-то не боишься? — нахмурясь, чтобы скрыть разбиравшее меня любопытство, спросил я.

— А ты ни эллин, ни иудей, значит, будешь беспристрастен, — прикрыв глаза, высоко поднял брови Соломон. — Какое тебе дело до древней распри? К тому же про тебя говорят, что ты хранишь секреты клиентов лучше, чем море свои клады. Да и звездочета лучше тебя мне не сыскать.

— Положим, что так, — без лишней скромности согласился я. — В чем же суть твоего дела, достопочтенный рабби?

— Ты, разумеется, знаешь, что правитель наш, да продлит Всевышний его года, месяц тому назад сочетался браком с Марией, дочерью покойного Раймонда, князя Антиохии. [53]

— Как не знать! Я составлял им брачный гороскоп.

— Но вряд ли ты знаешь, что в приданое невесты входили кое-какие реликвии и старинные рукописи, посланные антиохийским патриархом Эуфимием в дар нашему императору. Среди реликвий был обломок креста, на котором, как утверждают, распяли Йешу, и его плащаница. Несмотря на то, что в Софийском соборе уже имелись свои крест и плащаница, привезенные из Святой Земли еще василиссой Еленой, константинопольские монахи решили их на всякий случай принять, как-никак Антиохия — первая христианская столица. Хотя и не могли взять в толк, с чего это Эуфимий разбрасывается такими святынями? Я-то думаю, что он предвидит скорое падение княжества, вот и старается пристроить их понадежнее, пока не поздно. Как бы то ни было, реликвии поместили в церковь Святых Апостолов, памятуя о том, что первым антиохийским патриархом был Петр.

— И верно, — усмехнулся я. — Не пропадать же добру!

— Мне тоже было бы смешно, кабы не одно обстоятельство! — Черные глаза Соломона на миг вспыхнули, как угли при дуновении ветра.

— Какое же?

— Меж упомянутых мною рукописей оказался древний папирус, весьма хорошо сохранившийся из-за того, что был вложен в пергаментный свиток. Пергамент тот исписан на еврейском, посему сам император приказал мне прочесть и перевести его на греческий. Очевидно, что прежде меня свиток никто до конца не разворачивал, поэтому я оказался обладателем папируса, написанного по-коптски. А поскольку твой покорный слуга родом из Египта…

— Ты прочел папирус! И что же в нем было такого, что так взволновало тебя? — с нетерпением спросил я.

— Об этом ты узнаешь… в свой черед. Сперва же ты должен справиться с моей задачей, любезный Деодан.

— Чего же ради я стану разгадывать твои загадки? Чем ты собираешься мне отплатить?

— Если я правильно читаю в твоем сердце, знание — это единственное, что имеет для тебя цену. Вот им-то и расплачусь с тобой.

Я засмеялся:

— Ты мудр, почтенный Соломон! Что ж, выкладывай свою задачу!

— Мне нужно точно знать, когда родится Мессия, — тихо и торжественно объявил рабби.

— Ни больше ни меньше? — еще продолжая улыбаться, спросил я.

— Ни больше ни меньше, — твердо ответил он.

Командиру оберабшнитте {35} СС «Норд-Ост» группенфюреру Вильгельму Редиесу.

Совершенно секретно! Срочно!

Расшифровать лично!

Согласно только что полученным мною сведениям, сегодня в 03.48 на территорию Рейха через пограничную заставу близ Эльбинга под видом охотников проникла группа из четырех человек, подозреваемых в шпионаже в пользу Англии и Польши.

При въезде ими были предъявлены документы граждан Германии на имя:

полковника Вермахта Бэра фон Аккермана (поддельные), Вольфа Роу и граждан Данцига: Мартина Гольдшлюсселя, Элизы Гольдшлюссель (поддельные).

Вышеозначенные лица передвигаются в автомобиле «Хорьх 930V» серого цвета с данцигским номером «DZ-1003». Имеют в своем распоряжении охотничьи ружья, пистолеты и, возможно, взрывчатку. При задержании могут быть чрезвычайно опасны.

По всей вероятности, их целью является разведывательный рейд по тылам нашей армии, не исключена и возможность организации диверсий на железнодорожных магистралях.

В свете вышеизложенного приказываю Вам немедленно предпринять все возможные меры для разыскания и задержания шпионской группы. Во что бы то ни стало брать живьем!

Все донесения о ходе мероприятия отправлять мне лично в любое время суток!

Хайль Гитлер!

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

05.20

1 сентября 1939 года.

Серый «хорьх» проворно наматывал колесами шершавое полотно автобана, однообразное, как засвеченная кинопленка. Стеклянное лезвие приоткрытого окна с тонким свистом отсекало от встречного ветра холодную стружку, и та закручивалась внутри автомобиля упругой спиралью, подхватывая дым сигары Беэра, ровное посапывание Шоно, тяжкие вздохи Докхи.

Мартин и Вера сидели сзади, переплетя пальцы лежащих на собачьем загривке рук, и молчали. Время от времени Вера что было силы сжимала ладонь Мартина, и он отвечал ей тем же, и она радовалась этому, а также и тому, что в темноте он не может увидеть ее слезы.