Сергей Лапшин - Последний довод побежденных

Просто брал картофелину, разламывал ее и, дуя, торопливо поглощал. Горячую, пышущую жаром, рассыпчатую. Запивал обжигающим язык чаем.

— Командир, вы не похожи на тех, кто здесь живет. Ни вы, ни все ваши подчиненные. Должен признаться, вы ловко все провернули. Мое почтение. — Немец кинул пробный шар, настороженно посматривая на Терехова и покручивая на блюдце чашку с выделенным ему чаем. Стараясь четко и внятно проговаривать слова и выражаться как можно проще. Этому его научили совсем недавно.

Полчаса назад он и рот не решался раскрыть без разрешения. Вываливал все, о чем спрашивали, а собственные вопросы задавать остерегался. Хватило несколько уроков, чтобы упрямый и своенравный, по всему видать, не привыкший к такому обращению немец сдался. Пел как канарейка. Кривил красивый рот в крике, исходил миазмами страха и не стеснялся слез.

А сейчас сидел за столом, будто вровень со Свиридовым, Диляровым и Тереховым. Крутил на блюдце чашку, стараясь не касаться ее забинтованным мизинцем, который Жилов ему хладнокровно расплющил не далее как два часа назад.

— Не буду интересоваться, откуда вы такие взялись. Скажете — поверю любой версии. Вопрос у меня иного плана. Что вы собираетесь делать дальше? Хорошо, мы передадим вам требуемое оружие, но для чего оно вам? Какие у вас намерения?

Свиридов потянулся, забрав с тарелки ломоть хлеба. Положил на него кусок сала. Один. Каждому полагалось по одному, не больше. Крестьяне в Лебедях были не просто бедны. Их можно было бы назвать нищими, но даже это слово в полной мере не отражало положения бедолаг. Но странное дело — лейтенанту не было их жаль.

Он отхлебнул еще чая, душистого, горячего и без сахара. Откусил от бутерброда. Посмотрел в сторону. На то, что так притягивало его взгляд — книжные шкафы. Их было несколько. Дубовые, красивые, с удобными, широкими полками. Совершенно пустыми. Причину этого пояснил им не так давно пленный. Все книги на русском языке подлежали изъятию и уничтожению.

Пустые полки для книг, но полные утвари и посуды шкафы. И на это у Йозефа нашлось объяснение. Все, абсолютно все в Лебедях считалось собственностью его семьи. И когда заколотили входную дверь, клуб так и остался в том состоянии, что и был до «освобождения». Крестьяне не отважились взять из бывшего барского дома хоть что-то. А семье Йозефа Книппеля и подавно отсюда ничего не было нужно.

— Вы можете поступить лучше. Пойти на службу ко мне. Мы избежим неуместных вопросов о моем отце и о том, откуда вы появились и кто такие. Зачем создавать лишние проблемы? И недоразумение недавнее мы с вами тоже забудем. Ваши люди и вы, командир, очень эффективны. Мне нравится, как вы подходите к решению проблем.

Свиридов доел свой бутерброд и сделал последний глоток чая. Посмотрел на немца:

— Не будешь? — кивком указал на чашку с чаем, к которой тот даже не притронулся.

— Нет, — после секундного замешательства ответил тот, — это бурда какая-то. Извините, но я это пить не собираюсь. Уверяю вас, на службе у меня вы будете обеспечены всем необходимым!

— Я возьму тогда, — пропустив мимо ушей предложение, Свиридов перегнулся через стол, пододвигая к себе блюдце с чашкой. Подвинул к себе аккуратно по чистой скатерти с вышитыми цветами и, не чинясь, сделал несколько глотков. Он был ужасно голоден, как и все остальные разведчики. Но забирать у крестьян Лебедей последнее ни он, ни Терехов не стали. Взяли лишь необходимый минимум, для того чтобы не упасть с голоду и решить проблему снабжения в ближайшие дни.

— Что скажете, командир? — Йозеф, несколько удивленный отсутствием реакции на его проникновенную речь, решил сам поторопить Терехова.

— Сколько было у вас людей здесь, в этой деревне, когда вы взяли ее под свою власть? — Вопрос оказался неожиданным не только для немца, но и для Дилярова со Свиридовым.

— Не понимаю, — нахмурился Йозеф, — как это относится к делу? Видя, что капитан ожидает ответа, немец поспешил. — Я не помню. Никогда не интересовался этим.

Чревато было заставлять безжалостного русского ждать. В этом пленник уже успел убедиться.

— А сколько их сейчас, ты знаешь? — продолжал допытываться капитан.

Йозеф вынужденно пожал плечами:

— Повторяю, мне это никогда не было интересно! Мы говорим о другом сейчас. Я предлагаю вам службу, давайте перейдем к обсуждению ее условий?

Свиридов поймал взгляд Терехова. И прочитал в нем все то же самое, что чувствовал сейчас сам. Деревня была большая. Больше ста дворов, и с крепкими крестьянскими семьями, выходит, людей было много. Ну, или, по крайней мере, достаточно, чтобы работать, сеять поля, обрабатывать их, снимать урожай, продавать его, скот пасти и разводить, дома новые отстраивать, да что там — просто жить. А сейчас в Лебедях доживали свое три семьи. Двенадцать человек.

Пока Йозеф рос, взрослел, набирался ума, пока его учили преподаватели в школе в Баумвайсе, пока он получал образование в университете, пока потешался охотой, вечерами с друзьями и дамами. Пока жизнь свою прожигал, жители Лебедей умирали. От голода в неурожайные годы, когда вынуждены были отдавать все, что вырастили, хозяину. От болезней, потому что врача или даже фельдшера не имели в деревне. Их угоняли казаки или иные воинские формирования, потому что защищать семья Йозефа Книппеля своих рабов не желала.

Можно ли было это простить? Забыть и перешагнуть через то, что было, и хотя бы приблизиться к пониманию образа мыслей молодого немца с четкими, картинно-красивыми чертами лица. С капризными губами и внимательным взглядом мутно-голубых глаз.

— Завтра, если принесут все по списку, мы тебя обменяем. Запомни, эта земля — наша. Ты сюда больше не ступишь. Ни в каком качестве. А если попробуешь, мы тебя просто убьем. Тебя и всех, кто придет с тобой. Ты понял?

Йозеф, помедлив пару секунд, усмехнулся. Кивнул, давая понять, что принял слова капитана к сведению.

— Глупо. Вы сами не знаете, что теряете, отказываясь, — добавил он, оставляя последнее слово за собой.

Обмен произошел почти на том же месте, где завершила свое путешествие несчастная «Прага». Сейчас ничего не напоминало о произошедшей трагедии — ров был аккуратно засыпан, и рассмотреть его следы можно было, лишь специально напрягая внимание. Второй такой же грузовик, чешская рабочая лошадка, остановился в некотором отдалении. Под наблюдением и тщательным контролем разведчиков молчаливые охранники, не так давно провалившиеся по своему прямому профилю, разгружали кузов «Праги». Группа огневой поддержки, разбитая на две части, залегла на заранее заготовленных позициях, потенциально готовая к любым сюрпризам. Ну и, наконец, пленных охраняли бойцы Свиридова с ним самим во главе.