Борис Громов - Выжить. Терской фронт

— Угу, — сопит слегка успокоенный моими словами напарник, продолжая извлекать на свет божий то сильно помятую консервную банку без этикетки, то выгребать откуда-то со дна горсти патронов.

— Стоп! — резко останавливаю я его, увидев, что он уже собрался было выкинуть в кучу с мусором, который мы определили на выброс, мятую тетрадь в облезлом клеенчатом переплете. — Я тебе, балбесу, сколько раз про важность документов говорил?

— Так то документов… — как-то неуверенно тянет Толя. — А это разве документ? Рванье какое-то…

— А ты думал, что все важные бумаги всегда хранятся в кожаных папках с золотым тиснением «Совершенно секретно»? Да любая бумажка, найденная у врага, может оказаться важной, как бы ни выглядела. Эх, молодо-зелено, учишь вас, учишь, а все без толку! Дай-ка ее сюда.

Раскрываю и перелистываю переданную Толей тетрадку. Если не принимать во внимание жуткую мешанину русских и чеченских слов и огромное количество ошибок, то ничего особенного. Обычный, написанный простым карандашом, конспект по боевой подготовке. У меня давным-давно, когда я только начинал срочную службу в армии, похожий был: пара страниц по медицине, пара — по военной топографии, пяток по минно-подрывному делу, десяток-полтора — по тактике и огневой… А еще — строевой подготовки и Уставов нету, повезло уродам. Одним словом, обычный солдатский конспект. От того, что я писал в далекой армейской юности, отличается лишь тем, что картинки я рисовал не такие корявые, и грамматических ошибок было намного меньше. Хотя, думается мне, Исмагилова заинтересует вовсе не содержание этой тетради, никаких особых «откровений» в ней точно не найти. Важен сам факт ее существования. Кто-то обучает бойцов Непримиримых Тейпов, обучает централизованно, а самых грамотных еще и конспекты писать заставляет. А это уже весьма тревожный «звоночек».

— Миша, а это что за хрень? — вырывает меня из задумчивости голос напарника. — Самоделка, что ли?

— Где? — рассеянно отвечаю я, но, увидев, что он мне протягивает, даже роняю тетрадку себе на колени. — Вот это ни черта себе! Ты где ее взял?!

— Так в блокпосту «духовском» и взял. В ящике, вместе с обычными валялась.

— А других таких точно не было?

— Точно, — уверенно отвечает Толя. — Она приметная.

В руках Курсант держит облезлый черный цилиндр американской наступательной гранаты «МКЗА2».

— Так я не понял, это что, «самопал» какой-то?

— Нет, Толя, — отвечаю я напарнику, принимая из его рук странную, совершенно неуместную в чеченских горах находку, — это не «самопал». Это, друг мой, Grenade Hand Offensive, видишь, — тычу я пальцем в почти уже совсем стершиеся желтые буквы на округлом боку гранаты, — написано. Американская, мать ее.

— И чего эта тарабарщина значит?

— Ручная наступательная граната.

— Хорошая хоть? — с искренним интересом спрашивает Толик.

— Да так, — я корчу лицо в неопределенной гримасе, — ни рыба ни мясо. Вроде нашей «РГД», только запал горит чуть не в два раза дольше.

— Понятно, — разочарованно кривится он. — Хрень полная. Значит — на продажу…

— Не, никакой продажи, вместе с тетрадкой в контрразведку отнесем. Исмагилову в подарок. А все барахло сейчас ссыплем в баул, и ты вечером до помойки прогуляешься, чтоб никому на глаза не попасться, а то смеху будет на весь Терской Фронт.

— Хорошая идея, — покладисто соглашается Курсант, уже сообразивший по моему поведению, что «косяк» с кучей «захваченного в плен» хлама если и не забыт совсем, то уж точно заглажен тетрадью и гранатой.

Кроме всего прочего, обнаружили мы среди трофеев даже немного денег, чему я, если честно, был немало удивлен. Судя по тому, как на вырезанном нами блокпосту неслась служба, вполне логично было предположить, что «вкалывали» тамошние обормоты за еду, а то и вовсе в счет погашения какого-нибудь долга. За деньги обычно работают, ну, не знаю, более ответственно, что ли. Но деньги все же нашлись. Я поделил на две равные кучки примерно горсть разнокалиберной медной мелочи и два десятка найденных серебряных монеток, часть из которых была явно не югороссийскими рублями. Почти такого же размера, что и рубли, серебряные монеты с круговым орнаментом из звезд и полумесяцев по краю и сложной арабской вязью в центре были не похожи ни на одну из виденных мною в «прошлой жизни». Хотя нумизмат из меня, конечно, никакой.

— Турецкие… — безразличным полувопросительным, полуутвердительным тоном протянул я, протягивая Толику его долю.

— Угу, — так же спокойно ответил он, — куруши, блин. Ну, ничего, принять их у нас все равно примут, а там — в переплавку пойдут.

Мне осталось только равнодушно кивнуть.

— Слушай, Миш, тут слишком много, — засуетился вдруг напарник. — Ты меня что, на жадность решил проверить?

Вот ведь, блин! Опять я «косяк упорол»! Так, теперь надо как-то выкручиваться…

— Слушай меня внимательно, Курсант, и запоминай. У Убивца в отряде, и вообще у наемников, дела с оплатой обстоят немного иначе, знаю. Но мы с тобой — уже не просто Вольные Стрелки. Мы — диверсионно-разведывательная группа. И у нас все, взятое с бою, будет поровну. Потому что нас мало, и мы с тобой, напарник, все время по самому краю ходить будем. Вместе. И никаких глупых «непоняток», особенно денежных, между нами быть не должно. Потому как, ежели что, подыхать нам с тобой тоже вместе. А из-за денег периодически появляется недоверие друг к другу, которое в бою может плохо кончиться. Для обоих. Да, за «горку», кобуру и РПС ты мне должен, при случае отдашь. Как разбогатеешь. Рацию ты сам добыл, в бою. Ну а «подствольник» — это вообще укрепление нашей командной огневой мощи, тут вообще говорить не о чем. Все понял?

— Понял, — отвечает напарник.

— Ну, вот и молодец. Но учти, отныне никакие отговорки типа «у меня денег не было» или «я купить забыл» в отношении боеприпасов и прочей амуниции — не принимаются. Деньги у тебя теперь есть, а значит — должно быть все, что нужно в бою и что можно за эти деньги купить. Понял? Да, и еще одно. Есть в разведке такое древнее правило — каждый имеет право голоса. Если при разработке плана появляется какая-то дельная мысль — не стесняйся, высказывай. Не факт, что примем, но уж точно обдумаем. Ладно, хватит с тебя на сегодня инструктажей! — хлопаю я его по плечу. — Пошли, пообедаем, жрать-то, небось, охота уже? Я и сам бы перекусил с удовольствием. А потом — во двор, нас там оружие нечищеное заждалось, поди.

Плотно и с удовольствием перекусив, чем бог послал, а вернее, чего Зинаида нам приготовила, снова поднимаемся наверх и, прихватив с собой ружейное масло и ветошь, идем на задний двор, где дожидаются своего часа утопленные в солярке стволы. Чистка нам предстоит долгая и вдумчивая, можно сказать, промышленного масштаба. После такой комнату придется не один день проветривать. Поэтому лучше ею заняться на свежем воздухе. Погодка, конечно, не фонтан, но, с другой стороны — на улице не холодно, хоть и пасмурно, дождя нет, а если вдруг и пойдет, то навес у Кузьмы хороший, и ветер во внутреннем дворе совершенно не чувствуется. Так что условия вполне приличные.