Артем Рыбаков - Переиграть войну! В «котле» времени

Сомов, доползший до самой опушки, вдруг приподнялся и замахал рукой, подзывая остальных к себе. Тотен и Зельц, согнувшись, пробежали разделявшие их с дозорным два десятка метров и залегли за соседними деревьями.

— Что там? — зачем-то шепотом спросил Тотен.

— Там самолет. Большой, товарищ сержант госбезопасности.

Взглянув в направлении, куда показывал Сомов, Алик разглядел большое серебристое крыло, торчавшее из камышей. «Хрена себе! Может, там бомбы?» — подумал он радостно, но следующая мысль была: странно, а где камуфляж? Может, он и не военный совсем? А потом вспомнил, что многие самолеты в начале войны летали вообще без камуфляжной окраски.

— Товарищ Тотен, пойдемте посмотрим… — предложил Дымов.

— Ага, пойдем. Только вот что… Сомов, полезайте на эту вот сосну, и если что увидите — свистите.

Боец с сомнением посмотрел на указанное ему дерево, ветки которого начинались примерно в метре над его головой.

Алик вспомнил, что ему рассказывал и показывал Арт:

— Ремень через ветку перекинь, подтянись и залезай.

— Какой ремень? — не понял Сомов.

— От винтовки.

С помощью ремня боец быстро взобрался на дерево, и Тотен передал ему снизу винтовку.

Дымов достал из кобуры «наган», а сам Алик взвел затвор «эмпэхи». Медленно они начали пробираться через заросли тростника по направлению к самолету. Уже через пяток шагов под ногами захлюпало, а еще через десять — они брели по колено в воде, с трудом вытаскивая ноги из топкого ила. И хоть самолет лежал в каких-нибудь пятидесяти метрах от берега, добирались они до него не меньше чем десять минут.

Передняя часть бомбардировщика вместе с носовой «теплицей» погрузилась в воду примерно на метр, а левое крыло было обломано почти у двигателя. Цепочки рваных отверстий на верхней части фюзеляжа и верхней поверхности крыла, разбитые пулями фонари кормового стрелка и пилота, — все это говорило, что самолет упал тут не сам по себе.

— Зельц, что за машина, не знаешь? — полушепотом спросил Алик.

— Бомбардировщик. Наш, — зачем-то добавил Дымов, хотя большая красная звезда на фюзеляже не оставляла сомнений в государственной принадлежности самолета, а размеры и два мотора говорили, что перед ними явно не истребитель.

— Ценное замечание. Зельц, обойди его со стороны носа. И осторожней, там может быть глубоко.

Дымов двинулся вперед, прощупывая дорогу перед собой длинной палкой, и уже через пару-тройку шагов погрузился в воду по грудь.

— Зельц, стой. Давай со стороны хвоста обойдем. Тут, похоже, помельче.

Обогнув машину с другой стороны, они увидели, что правый мотор самолета прострелен, а на когда-то блестящей алюминиевой обшивке толстым слоем лежала копоть.

— Похоже, ему один двигатель разнесли, вот он на вынужденную и пошел. Удачно, надо сказать: машина не загорелась и села относительно мягко, — сказал Тотен. — Ну-ка, подсади меня.

Закинув автомат за спину, Алик с помощью Дымова вскарабкался на крыло, вывозившись при этом в саже. Первое, что он увидел, была голова пилота, склонившаяся на приборную панель.

— Тотен, а как ты думаешь, давно они тут приземлились? — перейдя на «ты», спросил снизу бывший милиционер.

— Судя по тому, что следов на берегу не видно и трава поднялась, — с неделю, не меньше, — с умным видом ответил Алик, а сам попенял себе за менторский тон: «Тоже мне, Чингачгук-по-траве-читающий выискался!»

— Ого, а ШКАС-то на месте! — воскликнул он, заметив торчащий из фонаря воздушного стрелка ствол.

— Что не сняли? — не понял или не расслышал Дымов.

— Пулемет авиационный. Знаешь, какой у него темп стрельбы?

— Нет, откуда?

— Тысяча восемьсот выстрелов в минуту! Почти в четыре раза больше, чем у «максима»! — щегольнул Тотен своими познаниями.

— Ого! Вот это машина! — изумился Дымов. — А снять его можно?

— Можно, но у нас сейчас инструментов нет. Знаешь что? Мы сейчас одну вещь проверим, а потом наших с грузовиком вызовем. Тут много чем поживиться можно. Одного бензина несколько сотен литров! И какого! Авиационного.

После чего Алик пролез по фюзеляжу к кабине штурмана-бомбардира. Носовой обтекатель был смят ударом об землю, а верхний люк был открыт. «Похоже, что штурман выпрыгнул», — подумал Алик. Заглянув внутрь, он увидел, что кабина до половины заполнена водой, да так, что разобрать, что там с носовой турелью, было невозможно. «Интересно, а бомбы они сбросить успели? Ладно! Пулеметы и бензин стоят того, чтобы вызвать ребят с грузовиком».

Мы еще немного поболтали с Трошиным, когда из палатки донесся голос Алика, сильно искаженный динамиком рации:

— Тотен вызывает базу. Тотен вызывает базу.

Метнувшись в палатку, я схватил гарнитуру:

— Арт в канале. Слушаю тебя, Тотен.

— Арт, у нас интересная находка. Бомбардировщик, средний. Похоже, конфеты на месте, есть даже огненная вода, ну и пилы с воздушным приводом на месте.

— Здорово. Давай наводку.

— Девяносто два-ноль восемь, юго-восток. У лужи. Мы на стреме. Встретим.

— Понял тебя! — Я торопливо записал координаты. — Что-нибудь еще?

— Прилетайте на «молнии» — конфет много, и инструмент захватите.

— Овер.

— Роджер. Овер.

Сменив частоту, я связался с командиром и вкратце обрисовал ему ситуацию. Получив добро на вывоз всего ценного с самолета, я кликнул бойцов, и, оставив в лагере троих часовых, мы принялись освобождать грузовик от всего лишнего. Закидав в кузов все канистры, что у нас были, мы впятером выехали на встречу с Аликом. Хорошо, что Казачина оказался в этот момент на базе — ковыряться самостоятельно с такими вещами, как настоящие авиабомбы, мне не очень хотелось.

Казалось бы, семь километров — невеликое расстояние, но на дорогу мы потратили около часа. Пришлось объезжать несколько деревень и пробираться по лесам, да и в чистом поле не особенно разгонишься. Так что с Аликом мы встретились только около четырех часов вечера. Примерно с километра он начал наводить нас по рации, так что на место мы вышли достаточно точно.

Увидев самолет, я понял, что передо мной СБ. Слишком много я в свое время прочитал книг по истории войны, чтобы перепутать. Но вот назвать модификацию или вспомнить какие-нибудь тонкости я не смог — не специалист и не фанат. Помнил я только, что взлетный вес у этого бомбардировщика где-то в районе восьми тонн и скорость была порядка четырехсот километров в час, отчего и считался он в конце тридцатых машиной скоростной. «Странно, в мемуарах жаловались, что СБ легко загорались, а этот, вон, даже с горящим мотором сел — и ничего. Хотя, возможно, помогло то, что упал он на заболоченную пойму реки». Консоли обоих крыльев были обломаны. Попросив бойцов подсадить меня, я забрался на центроплан, где и обнаружил лючки бензобака. Немного повозившись, мне удалось открыть крышку, и в нос ударил резкий запах бензина. Я просунул в бак заборный шланг ручного насоса, правда, пришлось заранее надеть удлинитель, поскольку имевшийся у нас немецкий насос был предназначен для бочек. Несколько движений рукоятью, и из выходного шланга в подставленную канистру потек бензин. «Повезло, что при ударе бак не пробило! А то бы сгорел самолет на фиг», — подумал я. Остановившись, я начал отдавать команды.