Федор Вихрев - Третий фронт. Партизаны из будущего

— Воинская часть, имя, звание? Домашний адрес, имя девушки? — немец назвался. Вроде все совпадало с написанным.

— Цель прочесывания?

— Сбежавшие русские. Из лагеря, вчера. Трое, с пистолетом. Фельдфебеля убили. Кинулись бежать много, но охрана почти всех постреляла. Троих недосчитались. А сегодня утром мотоцикл с почтой не приехал.

— Откуда такие подробности? — фриц в ответ замялся, и ни слова. — Ты в охране лагеря был?

— Да, — признание далось ему с трудом. — Клянусь, я никого не убивал.

— Убрать в сторону, — сказал я красноармейцам. — Следующий! Тоже рядового давайте!

— Так, а ты что за зверь? — Набор бляшек и нашивок на форме несколько отличался. — Как оказался в группе?

— Отдыхающая смена, склад охраняли, — немец назвал другую дивизию. — По тревоге подняли и этим в помощь дали.

— А пушка откуда?

— По пути встретили — они от своих отстали, а в одиночку ехать побоялись, тут начальник этих дерьмоголовых, — он кивнул в сторону первого немца, — и прихватил для усиления.

— Понятно! В расход обоих!

Немцев пристрелили, а мы тронулись дальше. На этот раз я забрал пленного офицера и белобрысого в броневик. Опять допрос откладывался.

Всю дорогу мы всем колхозом, вместе с теми, кто соображал, колдовали над трофейной немецкой радиостанцией и вроде чего-то добились. На привале развернули ее, раскинули антенну, включили. Станция ожила и зашипела. Согнувшись над ней, я крутил ручки настройки, отмахиваясь от советчиков, и тут услышал сквозь помехи:

— Я — крепость! Я — крепость! Веду бой!.. — дальше все опять потонуло в помехах…

— Мужики! — заорал я нашим. — Бегом сюда! — первым подбежал Док.

— Слушай! — дал я ему наушники…

Потом был большой рывок. Отошли километров на пять, тормознули возле какого-то болотца — кто ж их в Белоруссии считает — и утопили в нем остатки бывшего командира второй танковой группы вермахта. Да, в этом мире уже не будут написаны «Воспоминания солдата»…

К вечеру этого дня мы прошли сто двадцать километров. Что удивительно — на нас почти не обращали внимания! Мы шли на запад, и в смешанной колонне техники даже «тэшки» не вызывали подозрения. С наступлением темноты устроились на ночевку. До Бреста оставалось где-то сто пятьдесят — двести кэмэ. Ребята всю дорогу что-то крутили с немецкой радиостанцией и на привале развернули ее и включили. Я подошел к Сергею — любопытно было, — и тут он, побледнев, закричал:

— Мужики! Бегом сюда!

Я подскочил.

— Чего там?

— Слушай! — Сергей протянул мне наушники.

Сквозь треск помех я услышал:

— Всем, кто меня слышит! Я — крепость! Я — крепость! Веду бой!..

На второй привал остановились мы в роще недалеко от перекрестка. Ехать надо было прямо.

— Надо бы прошвырнуться по дороге на пару километров в сторону, — сообщил я Нике.

— Ты же устал, наверное?

— Нормально, я на ходу подремал… Немчика возьми?

Сгрузил ей пленного офицера и попросил на этот раз все-таки допросить его. Вернувшись в броневик, поставил задачу экипажу, который теперь кроме меня и водителя состоял еще и из белобрысого в офицерских сапогах:

— Сейчас прокатимся по этой дорожке пару-тройку километров в сторону, посмотрим, что там есть.

— Товарищ лейтенант, а почему мы на запад едем, а не к своим?

— Как тебя зовут? По имени? — спросил я у водителя. — Андрей? А тебя? Тоже? Ну, так вот, товарищи Андреи, мы сейчас выполняем важную задачу, от которой будет зависеть, возможно, весь ход войны. Это не громкие слова. Мы угрохали большого немецкого генерала. Очень большого. Теперь нас ищут. Очень сильно ищут. Они думают, что мы будем пробиваться к своим. И они ждут нас. А мы с вами их обманем, мы сначала свою задачу выполним, потом сделаем вид, что не хотим никуда идти, а потом неожиданно прорвемся. Я понятно рассказал?

Бойцы закивали.

И мы покатили по боковой дороге. Несколько раз сильно тряхнуло на ухабах, у меня выскочило:

— Как не было дорог, так и не будет.

Белобрысый Андрей посмотрел на меня недоуменно, но ничего не спросил. За очередным поворотом мы чуть не налетели на то, о чем пару раз говорили, — в кузове трехосного грузовика без крыши над кабиной, со странным коротким и низким капотом стояла зенитка! Нечто подобное я сам видел в Ханкале во время службы в армии, но здесь такое встретить не ожидал. Расчет бродил рядом, видимо, подавая советы водителю, занятому заменой колеса. Мы подкатили метров на двадцать, когда я открыл огонь. Троих артиллеристов положил сразу, а водитель забился под машину. Выйдя из брони, я просто достал пистолет и выпустил в него обойму. Проверил колесо, подтянул уже закрученные гайки. Белобрысый Андрей собрал и отнес в НАГ оружие и документы зенитчиков. И с новым трофеем мы неспешно покатились к колонне — впереди два Андрея на броневике, сзади я на трехоснике. Уже в лагере, порывшись в ноутбуках, я определил, что мне попалось — FlaK 30/38 в кузове трехосного грузовика «Крупп». На привалах Змей взял у меня несколько уроков езды на мотоцикле.

Доварил Петрович эту конструкцию, высыпал шлак из газогенератора и говорит:

— Все, писец котенку! Карбида больше х…! Мы как раз должны были получать в понедельник, двадцать третьего на склады ехать. Да и кислорода в баллоне совсем немного осталось…. Так что варить или там резать больше нечем…

— Блин… И где все это теперь брать? — задумался я. — Хоть к немцам иди просить взаймы….

Колоть пленного — дело нудное и неинтересное. Офицер смотрел в землю и боялся поднять на меня глаза. Видно, ему немного не так рассказывали о войне. Немецкая агитка была направлена на то, что они, Великая Германия, будут радостно шагать строем, изредка постреливая в совсем уже обнаглевших комиссаров. Такой блицкриг… А на самом деле — кровь, грязь, смерть, — и вот уже бравый воин боится лишний раз дернуться, чтобы эти русские не пустили его в расход, как всех предыдущих.

— Ты откуда? — Олег перевел.

— Аугсбург.

Тут перевод не требовался.

— Я была в Аугсбурге — хороший городок, — это я Олегу.

Он кивнул, не отвечая. Видно, мой спокойный тон, выбранный к разговору с немцем, ему не сильно нравился.

— Рассказывай… — предложила я. — Тогда останешься мужчиной, нет — отрежу яйца.

Немец сначала не поверил и замотал головой. То, что убивают, — это он понимал, то, что бьют, — это как-то естественно. Но вот то, что женщина спокойно обещает отрезать и при этом даже не кричит… Эх, парень, ломка сознания — вещь жестокая. Более жестокая, чем когда ломают тело.

Я достала эсэсовский кинжал. Как тогда трофеем разжилась, так и оставила себе. Немец все еще не верил, но уже боялся. Олег придержал пленного за плечи, а я приблизила кинжал к дорогому месту. И «тут Остапа понесло»…