Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

"А- я-яй, сэр, оказывается и на лорда Корнея блесну найти можно. А собственно почему бы и нет? Деду еще пятидесяти нет, а вдовствует уже вон сколько лет. Но баба-то какова! Так сориентироваться, сработать на контрасте! Между прочим, так, ведь, и не ответила: почему к Корнею просится. Наверняка уже вызнала, что он вдовец, что он тут главный… Ну, деда, не теряйся, никто не осудит, наоборот, завидовать станут! Да! Я же обещал за Афоню походатайствовать!".

- Деда, Лука весь дозор доли лишил. - начал Мишка.

- Угу.

- Так, несправедливо же! Они засаду заметили, вас предупредили.

- Десятнику видней. - Деду затронутая внуком тема явно не нравилась.

- Я Афоне обещал словечко замолвить.

- Вот и замолвил, обещание выполнил.

- Деда! Лука же их не за провинность наказал, а за свой собственный страх. Испугался, что меня убьют, а ему перед тобой ответ держать. Не честно так!

- А мне, за два дня, два раза тебя хоронить честно? - Взорвался криком дед. - Лука их за свой страх наказал, а я, за свой страх, их миловать не буду!

Внук помолчал, ожидая, что дед скажет еще что-нибудь, но не дождался. Просить за дозорных и дальше было бесполезно и Мишка решил зайти с другого бока.

- Деда. Я в дозоре четверых ворогов завалил. Мне доля в добыче, хоть какя-нибудь, положена?

- Нет, ты не ратник.

- Ладно, а за тех, кого мы на дороге побили?

- За тех - да, дело семейное, между собой делим.

- Могу я ту свою долю, на одну холопскую семью обменять?

- Доля твоя, но распоряжаюсь ей я. Ты мал еще, нет твоей воли и нет у тебя права. А я ничего обменивать не собираюсь!

- Но я слово лисовиновское дал!

- Мал ты еще родовым словом обещания давать!

Дед постепенно снова начинал распаляться, и Мишке пришло в голову, что причиной его злости было не только здоровье Немого. Что-то еще очень сильно тревожило и злило сотника Корнея. Разговор был затеян явно не вовремя, но отступать Мишка не хотел.

- Значит, нет?

- Да уймись ты! Забот у меня мало, ты еще со своим Афоней!

- Я, все равно, что-нибудь, придумаю!

- Придумывай, на здоровье! Заодно еще можешь подумать и над полезными вещами.

- Над какими?

- А вот над такими. Те лазутчики не в исподнем поверх доспеха были, а в специально сшитой белой одежде. Это - раз! Тот, которому ты хребет перебил, признался, что им велено, если не смогут волхва освободить, убить его. Это два!

- Кем велено?

- Не сказал - помер. Двое из них за нами идут, но осторожно, подстеречь не выходит. Это - три! А еще один куда-то убежал, может, за подмогой. Это - четыре. А у меня на руках толпа, обоз и меньше четырех десятков охраны. Ну, как? Еще и Афоню мне на шею повесить хочешь?

- Ну, раз ты велел подумать, то я думаю, и вот что выходит…

- Ну-ну?

- Волхв знает что-то важное, чего нам знать, ни в коем случае нельзя, потому и велено его убить.

- Мудро! Я и не догадался! - Дед был - само воплощение сарказма.

- Погоди! Лазутчик помер и не сказал: кем велено. А Белояр помер и не сказал: куда народ вел. А если он их вел к тому, кто велел волхва убить? Если эти - в белом - должны были Белояра встретить? Не встретили, волхва не выручили и не убили, осталось их всего трое, да и то - один раненый. Вот тебе бы поручили встретить толпу людей и привести в нужное место, а их кто-то перехватил. Отбить ты их не можешь, мало вас, а тайна - куда и кому их вести надо было - может открыться. Что бы ты сделал?

- Так. Выходит, они должны были в Куньем городище заночевать, а оттуда их забрали бы те, которые в белом? И куда-то увели бы. Мы между ними встряли… нет! Это те, кто от Иллариона ушел, не утерпели, захотели посчитаться. А для "белых" все это неожиданно оказалось. Они сходу сунулись - не вышло. Теперь один побежал докладывать, а двое следить остались. Кхе! Тогда понятно! Надо в Ратное побыстрее добираться, пока тот не смотался, куда надо, и подмогу не привел. А уж в Ратном-то…

- Помог я тебе, деда?

- Да, про Белояра я не подумал.

- А ты мне поможешь?

- А зачем? Сказал, что сам придумаешь. Вот и думай.

Снова по лесной дороге медленно тянется санный обоз. Подмерзший за ночь снег снова "поплыл" на солнечных местах, того и гляди начнут появляться проталины. Но впереди небо уже затягивается снеговыми тучами, прогноз Ильи подтверждается, но обозу от этого легче не станет - мокрый, липкий снег завалит дорогу, сани начнут в нем вязнуть вытягивая из лошадей последние силы.

В новых санях лежать неудобно, Донька не Илья, даже не подумала, как устроить раненых. Воняет не то гнилью, не то еще какой-то гадостью, сама Донька сидит нахохлившись, кажется, даже подремывает. Сначала попробовала было ворчать, но после Афониного окрика заткнулась.

- Афанасий, а сколько холопская семья может стоить?

- Смотря, какая семья, и какой торг. Когда много продают, то дешевле.

- Это понятно, когда товара много, он всегда дешевеет. Такая семья, которая выйдет по жребию тем, кто в последнюю очередь… Кстати, а почему очередь такое значение имеет? Ведь жребий же?

- Так уж обычай сложился. Жеребьи лежат в кувшине. Те, что похуже - внизу, те, что получше сверху. Первым берет сотник, потом десятники, потом те, у кого серебряное кольцо, потом остальные по десяткам. Какому десятку раньше, какому позже, говорит сотник.

- Но доли же должны быть одинаковые?

- А они и есть одинаковые, почти. Ну, вот взяли мы, к примеру, десяток коней. Все кони строевые, тягловых нет. Все привычные под седлом в бой ходить. Нет ни раненых, ни хромых, ни старых. Но все равно, совсем одинаковых-то коней не бывает. Тот жребий, на который самый лучший конь выпадет, лежит сверху, а тот на который самый худший, хотя тоже хороший, лежит внизу.

- Ну, хорошо. Сколько будет стоить семья, на которую выпадет жребий простого ратника? Гривну будет?

- Нет, народу-то много, меньше.

- А доля "рухлядью"?

- Наверно, еще меньше. Тех, кто "рухлядью" взять захочет, много. Как бы и по две семьи на жребий не получилось.

- У тебя дружки, которые "рухлядью" будут брать, есть?

- Есть, а что?

- Договорись с кем-нибудь из них, чтобы взял "душами", а потом за гривну тебе продал. Гривну я тебе дам.

- Да ты что? - Замахал руками Афоня. - Такие деньги! Не, Михайла…

- Лисовиново слово дороже! - С напором произнес Мишка. - Или брезгуешь?

- Да нет, что ты? Не уговорил, значит, деда?

- Не хочет он с Лукой ссорится. Меня завтра с утра в Ратное быстрым ходом отправят, ты присмотри, пожалуйста, за волокушей, где Чиф лежит. А как приедешь, сразу ко мне зайди.

- Спасибо, Михайла, я тебе… Донька! Убью, сука!

Мишка вывернул голову, чтобы посмотреть вперед и поперхнулся от неожиданности. Донька, свесившись с передка саней, с самым невозмутимым видом справляла малую нужду.

Название Городно позднее преобразовалось в Гродно. Так на город называется и сейчас.